Настя Меркулова, Ага, тогда шлю снова Эмиля, но уже чуть больше шлю
Читай, роднулька:
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 8 ИЮЛЯ Как Эмиль вволю повеселился на Хультсфредской равнине
Альфред, тот самый, что служил в Каттхульте, очень любил детей. Осо-
бенно Эмиля. Эмиль без конца проказничал и был настоящий сорванец, но
Альфред не обращал на это внимания. Он все равно любил Эмиля и даже вы-
резал ему из дерева прекрасное деревянное ружье. С виду оно было как
настоящее, хотя, ясное дело, не стреляло. Но Эмиль орал "пиф-паф!" и все
равно стрелял, так что каттхультовские воробьи от страха подолгу не по-
казывались на дворе хутора. Эмиль обожал свое ружье и не желал расста-
ваться с ним даже ночью.
- Хочу ружейку! - вопил он на чистейшем смоландском наречии и совсем
не радовался, когда мама, ослышавшись, приносила его кепчонку.
- Не хочу шапейку! - орал Эмиль. - Хочу ружейку!
И мама приносила ружье.
Да, Эмиль обожал свое ружье, а еще больше - Альфреда, который смасте-
рил ему ружье. И неудивительно, что Эмиль расплакался, когда Альфреду
пришлось ехать на Хультсфредскую равнину отбывать воинскую службу. Ты,
верно, не знаешь, что значит "отбывать воинскую службу"? Видишь ли, так
в прежние времена назывались военные сборы, на которых учили солдатскому
делу. Все работники из Леннеберги, да и из других селений, должны были
отбывать военную службу и учиться воевать.
- Подумать только! И надо же такому случиться, как раз когда приспело
время сено возить, - сказал папа Эмиля.
Ему вовсе не улыбалось потерять Альфреда в разгар сенокоса, в самую
горячую пору. Но ведь работниками из Леннеберги командовал не папа Эми-
ля, а король со своими генералами. Они-то и решали, когда этим парням
ехать в Хультсфред учиться быть солдатами. Правда, Альфред должен был
снова вернуться домой, когда его хорошенько обучат солдатскому ремеслу.
А на это много времени не потребуется. Так что Эмилю незачем было ре-
веть. Но он все равно ревел, а заодно с ним ревела и Лина. Потому что не
только Эмиль любил Альфреда.
Альфред не плакал. Он сказал, что в Хультсфреде можно вволю повесе-
литься. А когда повозка с Альфредом покатила со двора и опечаленные до-
мочадцы замахали ему на прощание, Альфред ухмыльнулся и запел, чтобы
никто больше не горевал. Вот какой куплет он спел:
В городе Экше на Реннской долине
Шведскую польку пляшут шутя,
И с хуторов на Хультсфредской равнине
Девицы в танцах кружат до утра.
Халли-дайен, халли-далли-да,
Балли-дайен, балли-далли-да...
Больше из песенки Альфреда они ничего не расслышали, потому что вовсю
заголосила Лина, а вскоре повозка с Альфредом скрылась за поворотом.
Мама Эмиля пыталась утешить Лину.
- Не горюй, Лина, - уговаривала она. - Успокойся хотя бы до восьмого
июля. Тогда в Хультсфреде будет праздник, и мы съездим туда и навестим
Альфреда.
- Я тоже поеду в Хультсфред. Я тоже хочу вволю повеселиться и навес-
тить Альфреда, - заявил Эмиль.
- И я, - сказала маленькая Ида.
Но мама покачала головой:
- На этих праздниках ничего веселого для детей нет. Вы только потеря-
етесь в такой давке.
- Потеряться в давке тоже весело, - убежденно сказал Эмиль, но это
ему все равно не помогло.
Утром восьмого июля папа, мама и Лина поехали на праздник в
Хультсфред, оставив Эмиля и маленькую Иду дома с Кресой-Майей, которой
велели присмотреть за детьми. Креса-Майя была маленькая тщедушная ста-
рушка; иногда она приходила в Каттхульт помочь по хозяйству.
Маленькая Ида была доброй и послушной девочкой. Она тотчас забралась
к Кресе-Майе на колени и потребовала страшных-престрашных сказок о при-
видениях. Сказки отвлекли и развеселили Иду.
Другое дело Эмиль. Он просто кипел от злости. С ружьем в руках он
взбежал на пригорок к конюшне, приговаривая:
- Дудки, так я их и послушаюсь! Я тоже поеду в Хультсфред и вволю по-
веселюсь. Чем я хуже других! Решено. Поняла, Юллан?
Последние слова были обращены к старой кобыле, которая паслась на лу-
жайке за конюшней. Был в Каттхульте и молодой жеребец, его звали Маркус.
Но в эту минуту Маркус бежал по дороге в Хультсфред, увозя маму, папу и
Лину. Да, некоторым так можно уезжать из дома и веселиться!
- Ничего! Кое-кто поскачет за ними следом, да так быстро, что только
ветер в ушах засвистит! - сердито пробурчал Эмиль. - Едем, Юллан!
Сказано - сделано! Эмиль накинул на кобылу узду и повел ее с лужайки.
- Не бойся, - сказал он лошади. - Альфред обрадуется, когда я приеду,
а ты наверняка найдешь себе под пару какую-нибудь подружку, старую доб-
рую кобылку. Будете вместе ржать, раз уж ты не сможешь, как я, вволю по-
веселиться.
Он подвел Юллан к калитке, ему ведь нужно было на что-нибудь влезть,
чтобы вскарабкаться ей на спину. Ух и хитер был этот мальчишка!
- Гоп-ля! - сказал Эмиль. - Халли-дайен, халли-далли-да! Да, а попро-
щаться с КресойМайей? Ладно, попрощаемся, когда вернемся назад.
Юллан затрусила вниз с холма. На спине у нее гордо восседал Эмиль,
держа ружье наперевес. Ружье он, конечно, прихватил с собой в
Хультсфред! Раз Альфред солдат, Эмиль тоже надумал пойти в солдаты; у
Альфреда - винтовка, у Эмиля - ружье. Это все едино, теперь они оба сол-
даты. Иначе и быть не может, решил Эмиль.
Юллан была совсем старой. Она не спеша трусила по холмам, а чтобы ло-
шадь не утратила интереса к путешествию, Эмиль напевал ей песенку на
чистейшем смоландском наречии:
Кобылка чуть трусит рысцой,
Совсем плоха, совсем стара.
Ну не беда! Ну не беда!
Пусть только довезет меня!
Дорога ровная легла!
И хотя Юллан на ходу дремала, едва переставляя копыта и спотыкаясь на
каждом шагу, всетаки в конце концов они прибыли в Хультсфред.
- Эй! - закричал Эмиль. - Теперь мы вволю повеселимся!
Но он тут же замолчал, широко раскрыв глаза от удивления. Он слыхал,
конечно, что людей на свете тьма-тьмущая, но не знал, что все они собе-
рутся именно здесь, в Хультсфреде. Никогда не доводилось ему видеть
столько народу. Тысячи людей окружили огромную равнину со всех сторон, а
посредине, на площадке, шли военные учения. Солдаты вскидывали ружье на
плечо, равнялись напра-а-во и нале-е-во и вообще делали все то, что
обычно делают солдаты. Какой-то толстый старикашка разъезжал верхом на
коне; он фыркал, кричал на солдат и приказывал им, а они слушались его
не возражая и делали все, что он велел. Эмиля это удивило.
- Кто же тут командует? Разве не Альфред? - спросил он стоявших поб-
лизости крестьянских мальчишек.
Но они только смотрели во все глаза на солдат и ничего не ответили.
Сначала Эмиля тоже забавляло, как солдаты вскидывают ружья. Но вскоре
ему это надоело, и он захотел разыскать Альфреда. Ради чего же он прие-
хал сюда? Но все солдаты были в одинаковых синих мундирах и похожи друг
на друга. Найти здесь Альфреда было делом нелегким.
- Ну и что ж, пусть Альфред сам меня увидит! - сказал Эмиль своей ло-
шади. - Он засмеется, подбежит ко мне, и пусть тогда этот злющий стари-
кашка сам вскидывает ружье на плечо сколько ему вздумается.
Чтобы Альфред, поскорее заметил его, Эмиль выехал вперед из толпы и,
остановившись перед строем солдат, завопил что есть мочи:
- Альфред, где ты? Выходи, давай повеселимся хорошенько! Разве ты не
видишь, что я здесь?
Конечно, Альфред увидел Эмиля - Эмиля в его кепчонке и с ружьем, Эми-
ля верхом на старой кобыле. Но Альфред стоял в строю вместе с другими
солдатами и не смел подойти к Эмилю, опасаясь толстого злого старикашки,
который фыркал, орал и командовал без конца.
Вместо Альфреда к Эмилю подъехал сам толстый злой старикашка и очень
добрым голосом спросил:
- Что случилось, мальчик? Ты потерялся? Где твои мама с папой?
Таких дурацких вопросов Эмиль давным-давно не слыхал.
- Это я-то потерялся? - спросил Эмиль. - Я-то здесь! А если кто и по-
терялся, так это мама с папой.
Эмиль был совершенно прав. Его мама сказала, что на Хультсфредской
равнине маленькие дети могут потеряться. Но теперь она сама вместе с па-
пой и Линой попала в страшную давку, и все они чувствовали себя потерян-
ными, потому что никто из них не мог даже пошевелиться.
Правда, они видели Эмиля! Да, они видели, как он появился в своей
"шапейке", со своей "ружейкой" верхом на старой кобыле, и папа Эмиля
сумрачно сказал:
- Ну, чует мое сердце, придется Эмилю стругать еще одного старичка!
- Похоже на то! - подтвердила мама. - Но как бы нам добраться до Эми-
ля?
В этом-то все и дело! Если тебе доводилось бывать на празднике, по-
добном хультсфредскому, ты поймешь, что там творилось. Как только солда-
ты кончили маршировать и ушли, огромная толпа, окружавшая равнину, хлы-
нула туда со всех сторон. Началась страшная давка, и о том, чтобы найти
Эмиля, нечего было и думать, самому бы не потеряться. Эмиля искали не
только мама с папой, но и Альфред, который получил увольнительную. Он
хотел повеселиться вместе с Эмилем. В страшной толчее на Хультсфредской
равнине было, однако, совсем не просто кого-нибудь найти. Почти все, кто
там был, кого-то искали. Альфред искал Эмиля, Эмиль - Альфреда, мама
Эмиля - сына, Лина - Альфреда, а папа Эмиля искал маму. Вот она-то поте-
рялась по-настоящему, и папе пришлось искать ее битых два часа, пока он
наконец не увидел ее, совершенно отчаявшуюся, зажатую в толпе толстых
горожан из Виммербю.
Но Эмиль не нашел никого, и никто не нашел Эмиля. Тогда он понял, что
пора хорошенько повеселиться одному, иначе он все упустит.
Но прежде чем начать развлекаться, ему надо было пристроить Юллан к
какой-нибудь подружке, старой доброй кобылке, чтобы они ржали за компа-
нию, ведь он почти обещал ей это.
Никакой старой кобылки для Юллан Эмиль не нашел. Но зато он нашел
Маркуса, а это было куда лучше. На опушке леса, крепко привязанный к де-
реву, Маркус жевал сено. А рядом стояла их собственная старая повозка из
Каттхульта, которую Эмиль тотчас признал. Встретив Маркуса, Юллан замет-
но обрадовалась. Эмиль привязал ее к тому же дереву и бросил ей охапку
сена из повозки - сено в эту пору всегда возили с собой, - и Юллан тоже
принялась жевать. Тут и Эмиль почувствовал, что от голода у него сосет
под ложечкой.
- Но сена мне, однако, не хочется, - сказал он.
Да и зачем ему сено? Ведь вокруг столько палаток, где продают сколько
угодно бутербродов с колбасой, булочек и пряников. Конечно, тем, у кого
в кармане водятся денежки.
И было на ярмарке полным-полно всяких развлечений для тех, кто хотел
вволю повеселиться. Цирк и танцевальная площадка, увеселительные аттрак-
ционы, ресторанчики, карусель и другие развлечения. Подумать только! Там
был и шпагоглотатель, который умел глотать шпаги, и огнеглотатель, кото-
рый умел глотать огонь, и одна очень внушительного вида дама с окладис-
той бородой, которая ничего не умела глотать, кроме разве кофе с булоч-
ками, и то не чаще одного раза в час. От этого, конечно, не разбогате-
ешь, но ей повезло: у нее была борода. Она показывала свою бороду за
деньги и неплохо на этом зарабатывала.
На Хультсфредской равнине за все надо было платить, а денег у Эмиля
не было.
Зато, как вы уже знаете, он был хитрый мальчишка, и ему хотелось уви-
деть как можно больше. Он начал с цирка, потому что это оказалось проще
всего. Надо было только взобраться на ящик по Другую сторону балагана и
заглянуть в дырочку в парусине. Эмиль так смеялся над потешавшим всех
клоуном, что в конце концов с грохотом свалился с ящика и ударился голо-
вой о камень. Тогда он махнул рукой на цирк. К тому же он сильно прого-
лодался.
- Какое уж тут веселье натощак, - сказал Эмиль, - а без денег еду не
получишь. Надо чтото придумать.
Он видел, что здесь, на Хультсфредской равнине, много разных способов
заработать деньги, так что и ему какой-нибудь мог пригодиться. Огонь и
шпаги он глотать не умел, бороды у него не было, что же ему оставалось
делать?
Эмиль стоял в нерешительности и размышлял. Вдруг он увидел, что пос-
реди толпы сидит на ящике бедный слепой старик и распевает песни. Песни
были грустные и жалостные, но за них ему подавали деньги. На земле рядом
с нищим лежала шапка, и добрые люди все время бросали в нее мелкие мо-
нетки.
"Так и я могу, - подумал Эмиль. - Здорово мне повезло, шапейка как
раз при мне".
Положив кепку на землю, он встал в позу и принялся горланить песню
"Кобылка чуть трусит рысцой..." для всех, кому не лень было его слушать.
Вокруг сразу же столпился народ.
- Какой славный мальчуган, - говорили люди. - Наверное, он очень бед-
ный, раз поет здесь за деньги.
В те времена было много бедных детей, которым нечего было есть. И вот
одна добрая женщина подошла к Эмилю и спросила:
- Скажи, дружок, тебя чем-нибудь кормили сегодня?
- Да ничем, кроме сена! - ответил Эмиль.
Тут все стали его жалеть. А у доброго крестьянина-коротышки из селе-
ния Вена даже слезы выступили на глазах. Он плакал от жалости к этому
несчастному ребенку, бедному сироте с такой красивой кудрявой головкой.
В кепку Эмиля полетели монетки в два, пять и десять эре. И добрый
крестьянин-коротышка из селения Вена выудил из карманов штанов монетку в
два эре, но тут же пожалел об этом и сунул ее обратно в карман, шепнув
Эмилю:
- Если подойдешь к моей повозке, я накормлю тебя сеном вволю.
Но теперь у Эмиля было полным-полно денег. Он подошел к палатке и на-
купил целую гору бутербродов, булочек, пряников и много-много сока.
Проглотив мигом всю эту еду, он за четыре кроны и двадцать эре сорок
два раза прокатился на карусели. Никогда раньше Эмилю не приходилось ка-
таться на карусели, он и не знал, что на свете бывают такие веселые
развлечения.
"Ну уж теперь-то я веселюсь от души, - думал он, крутясь на карусели
так быстро, что его кудрявые волосы развевались по сторонам. - Много ин-
тересного было в моей жизни, но такого - никогда".
Потом он вволю насмотрелся на шпагоглотателя, на огнеглотателя и на
бородатую даму. После всех этих удовольствий у него осталось всего-нав-
сего два эре.
"Спеть, что ли, еще и снова набрать денег? - подумал Эмиль. - Здесь
все такие добрые! "
Но тут он почувствовал, что устал. Петь ему больше не хотелось, и не
до заработка было... последнюю монетку в два эре он отдал слепому стари-
ку.
Потом он еще немного послонялся в толпе, пытаясь найти Альфреда, но
безуспешно.
Эмиль был не прав, думая, что все люди добрые. Попадались и злые;
кое-кто из них приехал в тот день на Хультсфредскую равнину. В те време-
на в округе бесчинствовал дерзкий вор по прозвищу Воробей. Его боялся
весь Смоланд, а об отчаянных выходках Воробья немало писали в газетах -
ив "Смоландском вестнике", и в "Хультсфредской почте". На всех праздни-
ках и ярмарках, везде, где бывали люди и водились деньги, откуда ни
возьмись появлялся Воробей и тащил все, что попадалось под руку. Чтобы
никто не мог его узнать, он всякий раз нацеплял на себя новую бороду и
усы. В тот самый день он приехал на Хультсфредскую равнину с черными
усами и в надвинутой на глаза черной широкополой шляпе и так и шнырял
повсюду в поисках добычи. Но никто не знал, что на равнине рыщет Воро-
бей, иначе бы все перепугались до смерти.
Будь Воробей поумнее, он не явился бы на Хультсфредскую равнину в тот
самый день, когда туда прискакал со своим ружьем Эмиль из Леннеберги.
Угадай, что же там произошло.
Эмиль не спеша бродил в поисках Альфреда и случайно вновь оказался у
балагана бородатой дамы. Занавеска, прикрывавшая дверной проем, была
приподнята, и он увидел, что она считает деньги, проверяет, сколько за-
работала в этот праздничный день на Хультсфредской равнине.
Выручка была, как видно, немалая, потому что она довольно ухмыльну-
лась и погладила свою бороду. Вдруг она увидела Эмиля.
- Заходи, малыш! - крикнула она. - Можешь смотреть на мою бороду сов-
сем бесплатно. Ты такой славный!
Эмиль уже видел эту бороду, но ему неудобно было сказать "нет", раз
его так любезно пригласили. И к тому же совсем бесплатно. Он вошел в ба-
лаган со своей "шапейкой" и своей "ружейкой" и уставился на бородатую
даму. Он насмотрелся на ее бороду не меньше чем на двадцать пять эре.
- Откуда у вас такая красивая борода? - вежливо спросил он.
Но бородатая дама не успела ему ответить. В ту же минуту чей-то наго-
няющий ужас голос прошептал:
- Выкладывай деньги, а не то бороду оторву!
Это был Воробей, который незаметно прокрался в балаган.
Бородатая дама побледнела. Бедняжка, она немедленно отдала бы все
деньги Воробью, не будь с ней Эмиля. Он шепнул:
- Возьми скорей мою ружейку!
И бородатая дама схватила его ружье, которое Эмиль так предусмотри-
тельно ткнул ей в руки. В полутьме балагана бородатая дама подумала, что
ружье настоящее и из него можно стрелять. Но самое интересное... так ду-
мал и Воробей!
- Руки вверх! Стрелять буду! - завопила бородатая дама.
Воробей побледнел и поднял руки. Он весь дрожал от страха, пока боро-
датая дама зычным голосом, гремевшим над всей Хультсфредской равниной,
звала на помощь полицейских.
Явились полицейские, и с тех пор никто и никогда больше не видел Во-
робья ни в Хультсфреде, ни в каком-либо другом месте. И тогда настал ко-
нец воровству в Смоланде. Право слово, я не вру, вот как бывает на све-
те!
Бородатую даму очень хвалили и в "Смоландском вестнике", и в
"Хультсфредской почте" за то, что она поймала Воробья. Но никто ни сло-
вом не обмолвился об Эмиле и о его "ружейке". Так что, помоему, настало
время рассказать правду о том, как все было на самом деле.
- Повезло, что я захватил в Хультсфред и шапейку, и ружейку, - сказал
Эмиль, когда полицейские увели Воробья в кутузку.
- Да, да, ты замечательный мальчуган, - сказала бородатая дама. - Мо-
жешь смотреть на мою бороду сколько хочешь совсем бесплатно.
Но Эмиль устал. Ему не хотелось смотреть ни на какую бороду. Ему даже
не хотелось вволю повеселиться, и вообще ничего не хотелось. Только бы
поспать. Потому что над Хультсфредской равниной уже спустился вечер. По-
думать только, прошел целый долгий день, а Эмиль так и не нашел Альфре-
да!
Папа и мама Эмиля, да и Лина, тоже устали. Они без конца искали Эми-
ля, Лина же не переставая искала Альфреда, и больше искать у них не было
сил.
- Ой, мои ноги! - простонала мама Эмиля, а папа угрюмо покачал голо-
вой.
- Веселенький праздник, нечего сказать, - проворчал он. - Поехали до-
мой в Каттхульт, больше нам здесь делать нечего.
И они потащились к лесной опушке, чтобы запрячь коня и тронуться в
путь. И тут они увидели, что к дереву рядом с Маркусом привязана и Юллан
и что они вместе жуют сено.
Мама зарыдала.
- Где мой маленький Эмиль? - причитала она.
Лина, дернув головой, в сердцах сказала:
- Вечно он со своими проделками, этот мальчишка! Вот уж настоящий
сорвиголова!
И тут вдруг папа, мама и Лина услыхали, что кто-то несется к ним во
всю прыть. Это был вконец запыхавшийся Альфред.
- Где Эмиль? - спросил он. - Я искал его целый день.
- А мне-то что до него, - зло сказала Лина и уселась в повозку, чтобы
ехать домой.
Подумать только! Она тут же наткнулась на Эмиля!
В повозке оставалось еще немного сена, и на этом-то сене и спал
Эмиль. Понятно, он проснулся, когда Лина взгромоздилась на него. И сразу
же разглядел того, кто прибежал сюда запыхавшись и стоял рядом с ним.
Эмиль обхватил шею Альфреда, одетого в синий солдатский мундир.
- Это ты, Альфред?! - спросил он.
И тут же снова заснул.
Потом хуторяне поехали домой в Каттхульт. Маркус тянул повозку, а
привязанная к повозке Юллан трусила сзади. Время от времени Эмиль просы-
пался и видел темный лес и светлое летнее небо; он чувствовал свежесть
ночи, вдыхал запах сена и лошадей, слышал, как стучат их копыта и поск-
рипывают колеса повозки. Но все-таки большую часть пути он спал, и ему
снилось, что Альфред скоро вернется домой, в Каттхульт, к нему - Эмилю.
Альфред непременно должен вернуться.
Это было восьмого июля, когда Эмиль повеселился от души на празднике
в Хультсфреде. Угадай, кто еще искал Эмиля в тот день. Спроси Кресу-Ма-
йю. Нет, лучше не надо, а то она очень расстроится и на руках у нее выс-
тупят красные пятнышки, которые очень чешутся и потом долгодолго не схо-
дят.
Теперь ты слышал, что натворил Эмиль и седьмого марта, и двадцать
второго мая, и десятого июня, и восьмого июля, но в календаре найдется
еще сколько угодно свободных дней для того, кто хочет проказничать. А
Эмиль хотел. Он проказничал почти каждый день, весь год напролет, и в
особенности девятнадцатого августа, одиннадцатого октября и третьего но-
ября. Ха-ха-ха! Я просто умираю от смеха, как вспомню, что он натворил
третьего ноября! Но я обещала маме Эмиля никому никогда про это не расс-
казывать! Хотя именно в тот день леннебержцы пустили по всей округе под-
писной лист. Жалея своих соседей Свенссонов из Каттхульта, тех самых, у
которых не ребенок, а настоящий сорвиголова, они сложились по пятьдесят
эре каждый, завязали собранные деньги в узелок и пришли к маме Эмиля.
- Хватит этих денег, чтобы отправить Эмиля в Америку? - спросили они.
Нечего сказать, здорово придумали! Отправить Эмиля в Америку!.. Еще
неизвестно, кто тогда достался бы им в председатели муниципалитета! Ну,
когда настал бы срок. К счастью, мама Эмиля не согласилась на это дурац-
кое предложение. В сердцах она швырнула узелок с такой силой, что деньги
разлетелись по всей Леннеберге.
- Эмиль - чудесный малыш, - сказала мама, - и мы любим его таким, ка-
кой он есть!
Хотя мама и защищала всегда своего Эмиля, сама она немного беспокои-
лась за него. Мамы всегда беспокоятся, когда люди приходят жаловаться на
их детей. И вот как-то вечером, когда Эмиль лежал в кровати со своей
"шапейкой" и своей "ружейкой", она подошла и села рядом.
- Эмиль, - сказала она, - ты скоро подрастешь и пойдешь в школу. Как
же ты будешь вести себя в школе, раз ты такой сорванец и проказам твоим
нет конца?
Эмиль лежал в постели - ну просто ангелочек: светлый, кудрявый, голу-
боглазый.
- Халли-дайен, халли-далли-да, - запел он, так как и слушать не желал
такую болтовню.
- Эмиль, - строго повторила мама, - как ты будешь вести себя в школе?
- Хорошо, - пообещал Эмиль. - Может, я перестану проказничать... ког-
да пойду в школу.
Мама Эмиля вздохнула.
- Ну что же, будем надеяться, - сказала она и пошла к двери.
Тогда Эмиль, приподняв голову и улыбнувшись, лукаво добавил:
- Но я не ручаюсь...
* НОВЫЕ ПРОДЕЛКИ ЭМИЛЯ ИЗ ЛЕННЕБЕРГИ * Неужто ты никогда не слыхал об Эмиле из Леннеберги? Ну, о том самом
Эмиле, что жил на хуторе Каттхульт близ Леннеберги, в провинции Смоланд?
Вот как, не слыхал? Удивительное дело! Поверь мне, во всей Леннеберге не
найдется ни одного человека, который не знал бы ужасного маленького сор-
ванца из Каттхульта, этого самого Эмиля. Проделок за ним водилось
больше, чем дней в году; однажды он так напугал леннебержцев, что они
решили отправить его в Америку. Да, да, в самом деле, я не вру! Ленне-
бержцы завязали собранные деньги в узелок, пришли к маме Эмиля и спроси-
ли:
- Хватит этих денег, чтобы отправить Эмиля в Америку?
Они думали, что стоит избавиться от Эмиля, как в Леннеберге станет
много спокойнее, и они были правы. Но мама Эмиля страшно рассердилась и
в сердцах швырнула деньги с такой силой, что они разлетелись по всей
Леннеберге.
- Наш Эмиль - чудесный малыш, - сказала она, - и мы любим его таким,
какой он есть.
А Лина, хуторская служанка, испуганно добавила:
- Надо ведь хоть капельку подумать и об американцах. Они-то нам ниче-
го плохого не сделали, за что же мы им спихнем Эмиля?
Мама пристально посмотрела на Лину, и та сообразила, что сказала глу-
пость. Ей захотелось исправить оплошность, и она промямлила:
- Видишь ли, хозяйка, в газете "Виммербю" писали, что у них в Америке
было жуткое землетрясение... Не слишком ли много - такая напасть, да еще
и Эмиль в придачу...
- Замолчи, Лина. Это не твоего ума дело, - сказала мама. - Иди на
скотный двор, тебе пора доить коров.
Схватив подойник, Лина побежала на скотный двор и принялась доить ко-
ров... Когда она хоть чуточку злилась, работа у нее спорилась. На этот
раз Лина доила еще быстрее, чем обычно, и брызги летели во все стороны.
При этом она все время бормотала себе под нос:
- Должна же быть на свете хоть какая ни на есть справедливость!
Нельзя же, чтобы все беды сыпались на головы американцев. Но я бы с ними
поменялась. Может, написать им: "Вот вам Эмиль, подавайте сюда землетря-
сение!.. "
По правде говоря, Лина просто хвасталась! Где уж ей было писать в
Америку! В Смоланде и то не разобрали бы ее каракулей, не то что в Аме-
рике. Нет, уж если кто мог бы написать туда, так это мама Эмиля. Вот уж
кто был мастер писать! Она писала обо всех проделках сына в синюю тет-
радь, которую хранила в комоде.
- Пустое дело, - говорил папа, - писать обо всех шалостях этого
мальчишки. Никаких карандашей не напасешься. Ты об этом подумала?
Мама Эмиля пропускала его слова мимо ушей. Она добросовестно вела
учет проделкам Эмиля. Когда мальчик подрастет, пусть узнает, что вытво-
рял в детстве. Да, тогда он поймет, почему поседела его мать, и, может,
будет больше любить ее: ведь волосы Альмы побелели только изза него.
Но ты, пожалуйста, не думай, что Эмиль был злой, вовсе нет. Он был
добрый. Его мама была права, когда говорила, что вообще-то он чудесный
малыш. Да он и в самом деле был похож на ангелочка со своими светлыми
кудрявыми волосами и кроткими голубыми глазенками. Конечно, Эмиль был
добрый, и его мама совершенно правильно записала двадцать седьмого июля
в синей тетради:
"Вчира Эмиль был хороший - целый день не праказил. Эта патаму, что у
ниво была высокая тимпиратура и он ничиво не мок".
Но уже двадцать восьмого июля температура у Эмиля упала, и описание
его шалостей заняло в синей тетради сразу несколько страниц. Этот
мальчонка был силен, как молодой бычок, и стоило ему поправиться, как он
проказничал без удержу.
- В жизни не видала такого мальчишки, - говорила Лина.
Ты, видно, уже смекнул, что Лина не очень-то благоволила к Эмилю. Она
больше любила Иду, его младшую сестренку, добрую и послушную. Но уж если
кто любил Эмиля, так это работник Альфред, а почему - никто не знает.
Эмиль тоже любил Альфреда, и, после того как Альфред управлялся со своей
работой, они проводили время вдвоем. Альфред учил Эмиля всяким полезным
вещам: запрягать лошадь, ловить неводом щук и жевать табак. По правде
говоря, жевать табак не очень-то полезно, и Эмиль попробовал это всего
один-единственный раз. Да и то лишь потому, что хотел уметь делать все,
что умел Альфред. Альфред вырезал Эмилю деревянное ружье. Вот ведь доб-
ряк, правда? Ружье это было самым драгоценным сокровищем мальчика. А
другим драгоценным его сокровищем была невзрачная кепчонка, которую од-
нажды, сам не зная что творит, купил ему в городе отец.
- Люблю мою шапейку и мою ружейку! - говорил Эмиль на чистейшем смо-
ландском наречии и каждый вечер брал с собой в кровать кепчонку и ружье.
Ты помнишь, кто жил в Каттхульте? Помнишь папу Эмиля - Антона, маму
Эмиля - Альму, сестренку Эмиля - Иду, работника Альфреда, служанку Лину
и самого Эмиля?
И еще Кресу-Майю, о ней тоже не надо забывать. Креса-Майя была су-
хонькая бабка-торпарка. Знаешь, кто такие торпари? Это такие крестьяне в
Швеции, у которых нет своей земли и они за деньги берут на время чужой
участок. Он-то и называется торп. Вот и Креса-Майя жила на таком торпе в
лесу, но частенько приходила в Каттхульт помочь по хозяйству: погладить,
нафаршировать колбасу, а заодно и нагнать страху на Эмиля и Иду своими
жуткими россказнями о чертях, привидениях и призраках, об убийцах и
страшных ворах и прочими приятными и интересными историями. А знала она
их предостаточно.
Но теперь ты, может, хочешь послушать о новых проделках Эмиля? Ведь
он проказничал все дни напролет, кроме тех дней, когда у него была высо-
кая температура. Так что мы можем взять какой угодно день и посмотреть,
чем же тогда занимался Эмиль. Ну вот, к примеру, двадцать восьмое июля.
СУББОТА, 28 ИЮЛЯ Как Эмиль нечаянно уронил на голову отцу блюдо с тестом, для пальтов
и вырезал сотого деревянного старичка
На кухне в Каттхульте стоял старый деревянный диван, выкрашенный в
синий цвет. На этом диване спала Лина. В те времена, о которых идет
речь, все смоландские кухни были заставлены диванами с жесткими тюфяка-
ми, на которых спали служанки. А над служанками вовсю жужжали мухи.
Каттхульт ничем не отличался от других хуторов. Лина сладко спала на
своем диване. Ничто не могло разбудить ее раньше половины пятого утра,
когда на кухне трещал будильник. Тогда она вставала и шла доить коров.
Стоило Лине уйти из кухни, как туда тихонько прокрадывался папа, что-
бы спокойно выпить чашечку кофе, пока не проснулся Эмиль.
"До чего хорошо посидеть вот так одному за столом, - думал папа. -
Эмиля рядом нет, на дворе поют птицы, кудахчут куры. Знай попивай кофеек
да покачивайся на стуле. Прохладные половицы под ногами, которые Лина
выскребла добела..." Ты понял, что выскребла Лина? Половицы, конечно, а
не папины ноги, хотя, может, их тоже не мешало бы поскрести, кто знает.
Папа Эмиля ходил по утрам босиком, и не только потому, что ему так нра-
вилось.
- Не мешает поберечь обувку, - сказал он однажды маме Эмиля, которая
упорно отказывалась ходить босиком. - Если все время топать в башмаках,
как ты, придется без конца покупать их, без конца... каждые десять лет.
- Ну и пусть, - ответила мама Эмиля, и больше об этом разговора не
было.
Как уже было сказано, никто не мог разбудить Лину, пока не затрещит
будильник. Но однажды утром она проснулась по другой причине. Это случи-
лось двадцать седьмого июля, как раз в тот день, когда у Эмиля была вы-
сокая температура. Уже в четыре часа утра Лина проснулась оттого, что
огромная крыса прыгнула прямо на нее. Вот ужас-то! Лина страшно закрича-
ла, вскочила с дивана и схватилась за полено, но крыса уже исчезла в
норке возле двери чулана.
Услыхав про крысу, папа вышел из себя.
- Хорошенькая история, нечего сказать, - пробурчал он. - Крысы на
кухне... Они ведь могут сожрать и хлеб, и шпик!
- И меня, - сказала Лина.
- И хлеб, и шпик, - повторил папа Эмиля. - Придется на ночь пустить
на кухню кошку.
Эмиль услыхал про крысу и, хотя у него еще держалась температура, тут
же стал придумывать, как бы ее поймать, если не удастся пустить на кухню
кошку.
В десять часов вечера двадцать седьмого июля температура у Эмиля сов-
сем спала, и он снова был весел и бодр. В ту ночь весь Каттхульт мирно
спал. Папа Эмиля, мама Эмиля и маленькая Ида спали в горнице рядом с
кухней, Лина на своем диване. Альфред в людской возле столярной. Порося-
та спали в свинарнике, а куры в курятнике. Коровы, лошади и овцы - на
зеленых выгонах. Не спалось только кошке, тосковавшей на кухне о скотном
дворе, где водилась уйма крыс. Бодрствовал и Эмиль; выбравшись из посте-
ли, он, осторожно ступая, прокрался на кухню.
- Бедняжка Монсан, тебя заперли, - сказал Эмиль, увидев у кухонной
двери горящие кошачьи глаза.
- Мяу, - мяукнула в ответ Монсан.
Эмиль, любивший животных, пожалел кошку и выпустил ее из кухни. Хотя
он, конечно, понимал, что крысу надо изловить во что бы то ни стало. А
раз кошки на кухне нет, надо придумать что-нибудь другое. Он раздобыл
крысоловку, насадил на крючок кусочек вкусного шпика и поставил крысо-
ловку возле норки у чулана. И тут же призадумался. Ведь стоит крысе вы-
сунуть из норки нос, она первым делом увидит крысоловку, заподозрит не-
доброе и не даст себя провести. "Пусть лучше крыса побегает спокойненько
по кухне, а потом вдруг - бац, когда она меньше всего ждет, наткнется на
крысоловку", - решил Эмиль. Он чуть было не пристроил крысоловку на го-
лову Лине - ведь крысе нравилось туда прыгать, - но побоялся, что Лина
проснется и все испортит. Нет, придется поставить крысоловку куда-нибудь
в другое место. Может, под кухонный стол? Крыса часто возится там в по-
исках упавших на пол хлебных крошек. Но ставить крысоловку туда, где си-
дит папа, бесполезно, - возле его стула крошками не больно-то разжи-
вешься.
- Ой! Вот страх-то! - внезапно сказал Эмиль, застыв посреди кухни. -
А вдруг крыса окажется как раз у папиного стула, не найдет там никаких
крошек и начнет грызть вместо них папины пальцы?..
Нет уж, Эмиль позаботится о том, чтобы так не случилось. И он поста-
вил крысоловку туда, куда обычно папа ставил ноги, а потом снова улегся
спать, очень довольный самим собой.
Проснулся он, когда на дворе уже рассвело, от громкого вопля, донес-
шегося из кухни.
"Кричат от радости, видно, крыса попалась", - подумал Эмиль. Но в
следующую секунду в горницу вбежала мама. Вытащив сынишку из кровати,
она зашептала ему на ухо:
- Марш в столярку, пока папа не вытащил ногу из крысоловки. А не то
тебе несдобровать!
И, схватив Эмиля за руку, мама потащила его из дома. Он был в одной
рубашке, так как впопыхах не успел одеться, но беспокоило его совсем
другое.
- А ружейка и шапейка! - завопил Эмиль. - Я возьму их с собой!
И, схватив ружье и кепчонку, он помчался в столярку с такой быстро-
той, что его рубашка заполоскалась на ветру. За все проделки Эмиля обыч-
но сажали в столярную. Мама Эмиля заложила снаружи дверь на засов, чтобы
Эмиль не мог выйти, а Эмиль закрылся на крючок изнутри, чтобы папа не
мог войти, - разумно и предусмотрительно с обеих сторон. Мама Эмиля счи-
тала, что пока Эмилю не стоит встречаться с папой. Эмиль не возражал.
Потому-то он так старательно запер дверь. Затем спокойно уселся на чур-
бан и принялся вырезать забавного деревянного старичка. Он занимался
этим всякий раз, как только оказывался в столярной после очередной ша-
лости, и успел вырезать уже девяносто семь фигурок. Старички были краси-
во расставлены на полке по порядку, и Эмиль радовался, глядя на них.
Скоро их наверняка наберется целая сотня. Вот когда будет настоящий
праздник!
"Закачу-ка я в тот день пир в столярке, но приглашу одного Альфреда",
- решил про себя Эмиль, сидя на чурбане с резаком [7] в руке.
Издалека доносились крики отца, потом они постепенно стихли. И вдруг
раздался чей-то пронзительный визг. Эмиль удивился и забеспокоился, не
стряслось ли еще чего с мамой. Но вспомнил, что сегодня собирались зако-
лоть свинью, видно, это она и визжала. Бедная свинья! Невеселый выдался
у нее денек двадцать восьмого июля! Ну да кое-кому другому тоже не
очень-то сегодня повезло!
К обеду Эмиля выпустили из столярной, и, когда он пришел на кухню,
навстречу ему кинулась сияющая Ида.
- А у нас на обед будут пальты, - радостно сообщила она.
Может, ты не знаешь, что такое пальты? Это большие темные хлебцы, на-
чиненные салом, которые по вкусу напоминают кровяную колбасу, только они
еще вкуснее. И готовят пальты почти так же, как и кровяную колбасу, из
крови и муки, с пряностями. Когда в Каттхульте закалывают свинью, там
всегда варят пальты.
Мама месила на столе в большом глиняном блюде кровяное тесто, а на
плите кипела в чугуне вода. Скоро пальты будут готовы, да такие вкусные,
что пальчики оближешь!
- Я съем восемнадцать, - похвасталась Ида, хотя была совсем крошечной
худышкой, ей бы и полпальта за глаза хватило.
- Так тебе папа и позволит! - заметил Эмиль. - А где же он?
- Отдыхает, - ответила Ида.
Эмиль выглянул в окошко. И правда: надвинув на лоб свою широкополую
соломенную шляпу, папа Эмиля, как всегда, разлегся на траве. Обычно он
отдыхал после обеда, но сегодня, как видно, изрядно устал. Да и как не
устать, если чуть свет первым делом попадаешь в крысоловку.
Тут Эмиль увидел, что у папы только правая нога в башмаке. Сначала
Эмиль решил, что папа не надел второго башмака из бережливости. Но потом
Эмиль заметил окровавленную тряпицу, намотанную вокруг большого пальца
на левой ноге, и сразу понял, в чем дело: у папы так сильно болел палец,
что он не мог надеть второй башмак. Эмилю стало очень стыдно, и он рас-
каялся в своей глупой проделке с крысоловкой. Ему захотелось чем-нибудь
порадовать папу. Он знал, что папа обожает свежие пальты. Эмиль схватил
обеими руками глиняную миску с тестом и просунул ее в окно.
- Погляди-ка, папа! - восторженно крикнул он. - У нас на обед пальты!
Папа сдвинул со лба соломенную шляпу и мрачно посмотрел на Эмиля.
Видно, он еще не забыл крысоловку. А Эмиль просто из кожи лез, лишь бы
загладить свой проступок.
- Взгляни-ка! Ух ты, сколько кровяного теста! - не унимался Эмиль и
высунул миску еще дальше из окна.
И подумать только, вот ужас - он нечаянно выронил миску из рук, и она
вместе с кровяным тестом шлепнулась прямо на папу, который лежал под ок-
ном лицом кверху.
- Бу-бу-бу! - только и вымолвил папа.
Да, попробуй сказать что-нибудь еще, когда ты весь залеплен кровяным
тестом! Папа медленно поднялся с травы и завопил так, что вопль его,
сперва чуть приглушенный тестом, разнесся по всей Леннеберге. Глиняная
миска сидела у него на голове, словно шлем викинга [8], а с подбородка
медленно стекало жидкое кровяное тесто. В этот момент из прачечной вышла
Креса-Майя, которая перемывала там потроха зарезанной свиньи. Увидев за-
литого кровью папу Эмиля, она завизжала громче свиньи и выбежала со дво-
ра с ужасной вестью.
- Конец дорогому хозяину Каттхульта! - причитала она. - Эмиль, горюш-
ко наше, стукнул его, кровь так и брызнула, ах, ах, ах, беда-то какая!
Когда мама Эмиля увидела, что случилось, она схватила Эмиля за руку и
опрометью бросилась с ним в столярную. Эмиль все еще в одной рубашке
снова уселся там на чурбан и начал вырезать своего девяносто девятого
деревянного старичка. Тем временем маме пришлось изрядно потрудиться,
отмывая папу.
- Соскребай поосторожней, хоть бы теста на три-четыре пальта оста-
лось, - сказал папа Эмиля, но мама покачала головой:
- Что с воза упало, то пропало. Придется теперь готовить рагмунк.
- Хи-хи-хи, у нас не будет обеда до ужина, - захихикала маленькая
Ида, но тотчас умолкла, увидев заляпанные кровяным тестом мрачные папины
глаза.
Мама Эмиля усадила Лину тереть картошку для рагмунка. Может, ты не
знаешь, что такое рагмунк? Это блюдо вроде оладий из тертой картошки. И
уверяю тебя, оно куда вкуснее, чем может показаться с моих слов.
Вскоре Лина замесила серо-желтое картофельное тесто в глиняной миске,
которую папа снял с головы. Ведь он вовсе не собирался целый день расха-
живать в ней, словно викинг в шлеме. Как только папу немного отмыли, он
отправился в поле косить рожь и за делом переждать, пока готовят раг-
мунк. Тут-то мама и выпустила Эмиля из столярной.
Эмиль слишком долго просидел взаперти не двигаясь и почувствовал, что
не мешает размяться.
- Давай играть в "ветер-ветрило", - сказал он сестренке, и маленькая
Ида тут же пустилась бежать.
"Ветер-ветрило" - это такая игра, которую Эмиль придумал сам. Надо со
всех ног бежать по кругу и возвращаться на то же место, где началась иг-
ра: из кухни - в сени, из сеней - в горницу, из горницы - в кухню, из
кухни - снова в сени, и так все снова и снова, круг за кругом, чтобы
только ветер свистел в ушах. Бежать надо было в разные стороны, и всякий
раз, когда брат и сестра встречались, они тыкали друг дружке пальцем в
живот и кричали: "Ветер-ветрило!" Игра потому так и называлась, и оба -
Эмиль и Ида - веселились до упаду.
Но когда Эмиль на восемьдесят восьмом круге вбежал как оглашенный в
кухню, он налетел на Лину, которая с глиняной миской в руках как раз
подходила к плите, чтобы наконец-то начать печь рагмунк. Эмилю захоте-
лось развеселить и Лину - он ткнул ей пальцем в живот и закричал: "Ве-
терветрило!" Вот этого-то делать и не следовало! Он же знал, как Лина
боится щекотки.
- И-и-и-и-и... - закатилась Лина, изогнувшись, точно дождевой червяк.
И представь себе, вот ужас-то - миска выскользнула у нее из рук! Как это
произошло, никто не знает. Одно известно: все картофельное тесто угодило
на голову папе Эмиля - голодный как волк, злой, он как раз в этот миг
переступил порог кухни.
- Бу-бу-бу! - только и вымолвил папа. Да, попробуй сказать еще
что-нибудь, когда ты весь залеплен картофельным тестом!
Позднее Эмиль и Ида сложили что-то вроде маленькой присказки из этого
его слова. "Бу-бу-бубу, наелся папа картофельного теста", - любили пов-
торять они, хихикая. Или: "Бу-бу-бу-бу, наелся папа кровяного теста".
Но тогда Эмилю было не до смеха. Он и пикнуть не успел, как мама
схватила его за руку и опрометью бросилась вместе с ним в столярную. За
спиной Эмиль услышал папин крик. Сперва чуть приглушенный картофельным
тестом, он разносился уже по всей Леннеберге.
Эмиль сидел на чурбане и вырезал своего сотого деревянного старичка,
но настроение у него было вовсе не праздничное. Скорее, наоборот! Он был
зол, как кусачий муравей! Нет, уж это слишком - сидеть в столярке по три
раза в день, да к тому же ни за что ни про что.
- Виноват я, что ли? Папаша сам все время попадается под руку, - бур-
чал он. - Крысоловку в укромном местечке и то нельзя оставить! Бац, а он
тут как тут. И зачем он все время подставляет голову то под кровяное, то
под картофельное тесто?
Не подумай только, что Эмиль не любил папу или папа не любил Эмиля.
Они очень любили друг друга. Но и люди, которые любят друг друга, могут
иногда ссориться, когда им не везет с крысоловками, кровяным или карто-
фельным тестом и так далее.
Суббота, двадцать восьмое июля, подходила к концу. Сидя в столярной,
Эмиль злился все больше и больше. Вовсе не так представлял он себе юби-
лей по случаю сотого деревянного старичка. Праздник этот пришелся на
субботний вечер, а как же ему пригласить в столярную Альфреда, если у
того по субботним вечерам совсем другие дела? Альфред сидит в это время
на крылечке людской, милуется с Линой, играет ей на гармошке, и, право
слово, недосуг ему ходить в гости к Эмилю.
Эмиль отбросил в сторону резак. Он остался совсем один. Даже Альфреду
теперь не до него. И чем больше он думал об этом, тем яростнее злился.
Где это видано - просидеть взаперти всю бесконечную субботу, да еще в
одной рубашке! Ведь у него не было времени даже одеться - его то и дело
волокли в столярку. Видно, папа с мамой, да и Альфред тоже, хотят нав-
сегда запереть его в столярке! Ну, так они еще у него узнают!
Эмиль ударил кулачком по верстаку, и тот заскрипел. Так вот вам, по-
лучайте! В этот миг Эмиль принял роковое решение. Он останется в столяр-
ке на всю жизнь. В одной рубашке и шапчонке, одинокий и всеми покинутый,
он будет сидеть там до самой смерти.
"Вот они обрадуются-то, и мне не придется попусту бегать взад-вперед,
- подумал он. - Но и они пусть не суются ко мне в столярку, нет уж. По-
надобится папе постругать доски, а негде. Да это и к лучшему, а не то он
еще оттяпает себе пальцы. Не знаю никого другого, кроме папы, кому выпа-
дало бы столько бед в один день! "
Когда совсем стемнело, пришла мама Эмиля и отодвинула наружный засов
на двери столярной. Потянув дверь на себя, она увидела, что та заперта
изнутри. Мама улыбнулась и ласково позвала:
- Эмиль, миленький, не бойся, папа уже лег спать. Можешь выйти!
Но в ответ из столярной донеслось лишь жуткое:
- Ха! Ха! Ха!
- Почему ты говоришь: "Ха! Ха! Ха!"? - удивилась мама. - Отопри дверь
и выходи, миленький Эмиль!
- Никогда больше я отсюда не выйду, - замогильным голосом ответил
Эмиль. - Суньтесь только, стрелять буду!
Тут мама Эмиля увидела, что ее мальчуган стоит у окна столярной с
ружьем в руках. Вначале она не поверила, что он грозится всерьез. А ког-
да наконец поняла, что он не шутит, с плачем бросилась в дом и разбудила
папу.
- Эмиль сидит в столярке и не хочет выходить, - всхлипывала она. -
Что нам делать?
Маленькая Ида тоже проснулась и заревела. И все вместе - папа с мамой
и маленькая Ида - помчались в столярную. Альфред и Лина, миловавшиеся на
крылечке людской, вынуждены были, к великой досаде Лины, бежать вместе с
ними. Надо было помочь уговорить Эмиля выйти из столярной.
Поначалу папа был настроен весьма решительно.
- Ничего, выйдешь сам, когда проголодаешься! - закричал он.
- Ха! Ха! Ха! - только и ответил снова Эмиль.
Папа не знал, что хранилось у Эмиля в жестяной банке за верстаком. А
был там небольшой, но все же хороший запас еды! Хитрый Эмиль заранее по-
заботился о том, чтобы не умереть с голода. Ведь никогда не знаешь, в
какой день и час снова угодишь в заточенье. Поэтому он всегда держал про
запас еду в своей банке. Теперь там лежали белый хлеб и сыр, несколько
ломтиков холодной свинины, горсточка сушеных вишен и довольно много су-
харей. Воины в осажденных крепостях выдерживали осаду с меньшим запасом
провизии.
Эмиль представил себе, что столярка - осажденная крепость, и он будет
защищать ее от всех врагов. Храбрый, как настоящий полководец, он стоял
у слухового оконца и целился из ружья.
- Ни с места, стрелять буду! - вопил он.
- О, Эмиль, милый мой мальчик, не говори так, а лучше выходи скорее,
- всхлипывала мама.
Но и ее слова не помогли. Эмиль был неумолим, не помогло даже предло-
жение Альфреда.
- Слышь, Эмиль, выходи, пойдем на озеро купаться вдвоем - только мы с
тобой! Ты и я!
- Нет уж! - с горечью закричал Эмиль. - Сиди себе на крылечке с Ли-
ной, на здоровье! А я... я посижу здесь!
Так оно и вышло. Эмиль остался сидеть где сидел. И когда все увидели,
что ни угрозы, ни просьбы не помогают, папе с мамой и маленькой Иде
пришлось вернуться домой и лечь спать.
Печальный был этот субботний вечер. Мама и маленькая Ида плакали в
три ручья, а папа только вздыхал, лежа в постели, - ведь и ему не хвата-
ло его мальчугана, который обычно лежал вон там в кроватке: кудрявая го-
ловка на подушке, а сбоку - кепчонка и ружье.
Понятно, Лина была не из тех, кто скучал по Эмилю, и не из тех, кому
хотелось идти спать. Ей хотелось спокойно посидеть на крылечке с Альфре-
дом, и она была даже рада, что Эмиль остался в столярной.
- Кто его знает, сколько этот проказник усидит на месте, - пробурчала
она и, тихонько подойдя к двери, закрыла дверь на засов.
Альфред так рьяно играл на гармошке и пел, что не заметил коварства
Лины. "Скачет с поля брани молодой гусар..." - распевал он. Эмиль слушал
его, сидя на своем чурбане, и тяжко вздыхал.
Лина, обвив шею Альфреда, как всегда, нашептывала ему что-то на ухо,
а Альфред отвечал, как всегда:
- Ну да ладно, женюсь на тебе, так уж и быть, коли тебе это в самом
деле позарез надо, только спешить-то некуда...
- Хоть бы на будущий год, а? - упрямо твердила Лина, и тогда Альфред,
вздохнув еще более тяжко, чем Эмиль, запел про "Невесту льва". Эмиль
слушал эту песню, сидя в столярной, и думал о том, как было бы здорово
пойти с Альфредом на озеро.
- Ясное дело, - пробурчал он себе под нос. - Я мог бы спокойненько
пройтись с Альфредом и искупаться, а потом снова залезть в столярку, раз
мне так теперь захотелось...
Эмиль бросился к двери и откинул крючок. Но что толку, если зловред-
ная Лина заперла дверь на засов? Дверь не поддавалась, хотя Эмиль толкал
ее изо всех сил. Тут Эмиль все понял. Он догадался, кто его запер.
- Ну, я ей покажу, - пригрозил он. - Она у меня еще узнает. Она еще
увидит!
Он огляделся по сторонам. В сарае начало темнеть. Однажды, после од-
ной из своих самых отчаянных проделок, Эмиль убежал отсюда через окошко.
Но после этого случая папа приколотил снаружи поперек окна доску, чтобы
Эмиль не повторил своего номера, а то еще чего доброго свалится в крапи-
ву, которая растет под окном. Папа явно заботился о своем мальчугане и
не хотел, чтобы он обжегся крапивой.
"Через окошко теперь нельзя, - размышлял Эмиль, - через дверь тоже.
Звать на помощь - ни за что в жизни не стану! Как же мне отсюда выб-
раться? "
Он задумчиво уставился на открытый очаг. Очаг сложили в столярной,
чтобы зимой там было тепло и чтобы папа мог, когда понадобится, развести
огонь и растопить столярный клей.
- Придется через трубу, - решил Эмиль и тут же забрался в очаг, где
было полно золы, остававшейся с прошлой зимы. Зола ласково обволокла его
босые ноги и забилась между пальцами.
Эмиль заглянул в трубу и увидел кое-что интересное. В дымовом отверс-
тии прямо над головой висел красный июльский месяц и глазел на него.
- Эй, ты, месяц! - крикнул Эмиль. - Сейчас ты увидишь, как я умею ла-
зать!
И, упираясь в закопченные стенки трубы, он полез вверх.
Если ты когда-нибудь лез по узкой трубе, ты знаешь, как это трудно и
каким чумазым выбираешься оттуда. Только не подумай, что это остановило
Эмиля.
Ни о чем не подозревая, бедняжка Лина, сидя на крыльце людской, висла
на шее у Альфреда. Но ведь Эмиль пообещал, что она еще кое-что увидит, и
она в самом деле увидела. Подняв глаза, чтобы взглянуть на месяц, она в
тот же миг закричала так, что крик ее разнесся по всей Леннеберге.
- Мюлинг! - заорала Лина. - Мюлинг на трубе!
В Смоланде мюлингами называли привидения в обличье маленьких детей, и
в старые времена их все очень боялись. Лина, верно, тоже наслушалась от
Кресы-Майи жутких историй про страшных мюлингов, которые могут приви-
деться людям, и поэтому так испуганно закричала, увидев на трубе одного
из этих маленьких страшилищ с чернымпречерным лицом.
Альфред же, взглянув на мюлинга, только рассмеялся.
- Этого маленького мюлинга я знаю, - сказал он. - Давай-ка спускайся
вниз, Эмиль!
Выпрямившись во весь рост, в почерневшей от сажи рубашонке, Эмиль
стоял на крыше, решительный, как полководец. Подняв к небу свой черный
от сажи кулачок, он заорал так, что слова его разнеслись по всей Ленне-
берге:
- Сегодня вечером столярка будет разрушена, и я никогда больше не
стану здесь сидеть!
Альфред подошел к стенке столярной и встал, раскинув руки, как раз
под трубой, откуда вылез Эмиль.
- Прыгай, Эмиль! - пригласил он.
И Эмиль прыгнул. Прямо в объятия Альфреда. И они пошли вдвоем на озе-
ро - купаться. Эмилю это было просто необходимо.
- В жизни не видала такого мальчишки! - сказала злющая-презлющая Ли-
на, устраиваясь спать на своем диване.
Эмиль и Альфред купались в черной воде хуторского озера среди белых
водяных лилий, а в небе висел красный, как фонарь, июльский месяц и све-
тил им.
- Здорово, что мы вдвоем - только мы с тобой! Ты и я, Альфред, - ска-
зал Эмиль.
- Да, только мы с тобой! Ты и я, Эмиль, - подтвердил Альфред.
Наискосок через озеро пролегла широкая лунная дорожка, а берега оку-
тала черная мгла. Наступила ночь, и вместе с ней пришел конец и дню
двадцать восьмого июля.
Но последовали новые дни, и что ни день - новые проделки Эмиля. Его
мама столько писала в синюю тетрадь, что у нее даже рука заболела, и в
конце концов тетрадь была исписана вдоль и поперек.
- Мне нужна новая тетрадь, - сказала мама Эмиля. - Скоро в Виммербю
ярмарка, и раз я все равно поеду в город, воспользуюсь случаем и куплю
тетрадь.
Так она и сделала. И очень кстати! А то как бы она описала все про-
делки Эмиля в день ярмарки!
"Памаги мне Бог с этим рибенком, - писала она. - Он найдет далеко,
если даживет до тех пор, когда павзраслеет. Правда, отец его в это ни
верит".
Но папа Эмиля ошибся, а мама оказалась права. Эмиль, конечно, ма-
ло-помалу повзрослел, а потом стал председателем муниципалитета и самым
славным парнем во всей Леннеберге.
Но теперь расскажем по порядку о том, что случилось однажды на ярмар-
ке в Виммербю, когда Эмиль был еще маленький.
Учить меня будут волонтёры и скоро я поеду на репетицию группы ПИЛИГРИМ
Как дела?
Неужели НЛО правда существует,как ты думаешь?Я вот думаю что да.
Потомучто у меня должен уже начинаться блок химия,но у меня температурка
А ты сейчас чем нибудь занимаешься?
, ночами топает и ползает везде, обо всё ударяется 
, такой смешной!!! 
Глаз да глаз за ним нужен - совсем как ребёнок маленький!!!
И так и сяк крутили,только чтобы кровь пошла.И вот наконец ПОБЕДА
короче, плохой он, этот катетер - мучал тебя, гад (это я тихо, оглядываясь по сторонам, чтобы никто не услышал и не пристыдил, мол, нехорошо ругаться). 