напишите Саше Сусенину, РДКБ, гематология-2

Марина Р., Спасибо за информацию! Сегодня ездил к бабушке в деревню, температура в норме.

Санек!

Вот и славно!
У нас по-прежнему морозно, гололед. А у вас в Камышине как?
Здорово, что тебе гулять разрешают. Всё не сидишь в 4-х стенах.

Привет, Сашенька!:)))) Шлю тебе большой привет и улыбки!:) Как твои дела, во что играешь?))) А как к бабушке съездил?
Пусть у тебя всегда - всегда будет замечательное настроение!:))) Пиши!!!:)))

Привет! Что нового?
Надеюсь книжка нравиться?

[Показать/Скрыть]

Глава II «ОН ВЦЕПИЛСЯ В МЕНЯ!» – Девочка, а девочка, почему у тебя такие большие зубы? – Мой дедушка – палач, моя бабушка – упыриха, мой папа – оборотень, моя мама – вампирша. Вот почему! Хроники потустороннего мира
1
– Он вцепился в меня! – крикнул Хитров. – Ты видел: он вцепился! Петька захохотал. Его круглые щеки запрыгали, как два помидора. – Ой, не могу! Умора! Скелет в него вцепился! – взвизгивал он, держась за живот. Хохот у Мокренко был слишком тонким. Неожиданно тонким для такого гиганта. Этот хохот и привел Фильку в чувство. Хитров сразу сообразил, какое оружие дал толстяку в руки. «Видели этого типа? – станет Петька говорить всему классу. – Знаете, что с ним недавно случилось? Его скелет за палец тяпнул! А уж завизжал он будь здоров! Едва в обморок не хлопнулся!» Скелет, вцепившийся в палец, это вам покруче некстати прожеванного дождевого червя. Восьмой «А» будет животики надрывать до самых летних каникул. Но не успел Филька обдумать эту проблему со всех сторон, как внезапно в дверь просунулось нахмуренное лицо Стафилококка. – Хитров, Мокренко! Вы где должны быть? Лоботрясы разом вздрогнули. Тут Стафилококк перевел взгляд вниз и увидел открытый ящик со скелетом. Челюсти скелета, странным образом сомкнувшиеся, когда Филька просунул между ними палец, теперь вновь слегка приоткрылись. Выражение у желтого черепа при этом было такое, будто он покатывался со смеху. На миг завуч замер, а затем брови у него поползли к переносице. Причем правая бровь почему-то ползла быстрее, а левая все норовила застрять где-то по дороге. – Хитров, почему экспонат распакован? Кто вам вообще разрешил заглядывать в ящик? – Э-э... а-а... так и было, – пробормотал Филька. 4 ⋅ Стафилококк недоверчиво скривил рот. – Ты меня за идиота принимаешь? За болвана? За тупицу? За полного кретина? Выбирай! Филька растерялся, не зная из чего выбирать. – А линейка с моего стола? Она тоже сама поддела крышку? Ладно, Хитров, я с вами потом разберусь! А пока живо несите ящики! Одна нога здесь – другая там! Через пять минут я проверю! Завуч зачем-то искоса бросил взгляд на скелет, повернулся и быстро засеменил к дверям. Сообразив, что он сейчас уйдет, Филька набрался смелости. – А спросить можно? – выпалил он. Стафилококк нетерпеливо обернулся: – Чего еще непонятно, Хитров? – Андрей Андреич, мы тут поспорили... Этот скелет настоящий? Вопрос был, в общем, дурацкий. Дурацкий и заурядный. Но Стафилококк почему-то напрягся. – В каком смысле: настоящий или ненастоящий? – нервно проговорил он. – Ну, от мертвеца он или пластиковый? – От десяти мертвецов! Я из тебя самого скелет сделаю, если ящики через пять секунд не будут на четвертом этаже! – рявкнул Стафилококк и исчез с удивительной даже для него поспешностью. Филька задумчиво уставился на приятеля. – Ты чего-нибудь понял? – спросил он. – Не-а, – замотал головой Мокренко. – По-моему, Стафилококк темнит! – По-моему, тоже темнит! – Ладно, делать нечего. Бери ящики! Филька наклонился, чтобы поднять крышку. На миг его лицо оказалось совсем близко от пустых глазниц черепа. Хитрову почудилось, что в них на мгновение вспыхнуло синее ироническое пламя. Сердце у мальчишки заколотилось, а палец с запекшейся на нем небольшой ранкой так и запульсировал болью. – Чего ты копаешься? Долго тебя ждать? – нетерпеливо крикнул Петька, уже торчавший в дверях. Стряхнув оцепенение, Филька поспешно набросил на ящик крышку и подхватил его за край. – Посторонись, мелюзга! Не видишь: гроб несем! – заорал на кого-то Мокренко, протискиваясь в коридор. Толстяку очень нравилось, что они тащат скелет, и хотелось привлечь побольше зрителей. Когда в кабинете биологии большой ящик был вновь открыт, внезапно обнаружилось, что скелет лежит на боку, а его руки, прежде сложенные на груди, теперь вытянуты вдоль туловища. – Ты видел? Видел? Он перевернулся! – прохрипел Филька. – Ага, брат! Типа хотел вылезти и тебя за горло: хрусь! Лужа крови, и ты труп! Приятно познакомиться со скелетом графа Дракулы! – легкомысленно выпалил Петька. Толстяк объяснил новое положение скелета тем, что по дороге они несколько раз встряхивали ящик, чтобы дать знакомым девчонкам послушать, как грохочут кости. Хотя Мокренко растолковал все правдоподобно, Фильке все равно было не по себе. Ему даже почудилось, будто скелет, чтобы лучше слышать, слегка повернул голову набок... 2 В тот день Хитров вернулся домой раньше обычного. Он даже отказался от заманчивого предложения Мокренко пойти к нему и заняться изготовлением пороха. Настроение у Фильки было скверное. Он ощущал смутное беспокойство, которое никак не мог стряхнуть. – Идиот Стафилококк! Пристал со своими ящиками! Лучше бы мне пару влепили, – бормотал Хитров по дороге, пиная пустую банку из-под джина с тоником. Открыв дверь своим ключом, Филька шагнул в коридор и тотчас услышал доносившийся с кухни душераздирающий женский крик. – Нет, нет, нет! Не смей подходить! А-а! Женщина взвизгнула еще громче и затихла. Отчетливо стали слышны клокочущий рев и хруст. Судя по этому звуку, на их кухне кого-то пожирали, причем в сыром свежеразделанном виде. Мальчик прокрался к кухне и заглянул внутрь. За столом сидел его старший брат Виктор – студент-ветеринар – и смотрел по видаку ужастик. Филька испытал облегчение, но все равно на всякий случай спросил: – Это ты, Витя? – Нет, не я! – глухо ответил брат, оборачиваясь. Вопль Фильки слился с воплем недоеденной дамочки из телевизора. Взглянув на лицо брата, Хитров-младший попятился и врезался спиной в холодильник. Ему померещилось, что рот у брата залит кровью. В крови были его губы и даже подбородок. Виктор уронил вилку. – Чего ты орешь? – спросил он. – Кровь! У тебя кровь! Студент-ветеринар облизал губы. – Это кетчуп, осел! – Кетчуп? – Ну да, кетчуп, я же пельмени ем. Ну ты, братан, даешь! Ты головой, часом, ни обо что не ударялся? Тут Хитров-младший и правда узрел, что брат ест пельмени, а рядом с ним стоит бутылка с кетчупом. Фильке стало неловко. После этого идиотского случая с укусом он вел себя, как псих. Студент-ветеринар между тем пустился в рассуждения: – Живет себе человек. Вроде вполне нормальный, а зацепится обо что-то башкой, и у него появляются закидоны. Типа как у той девицы, которая меня бросила. Ну она-то точно головой шарахнулась. А у тебя как с этим делом? – Нет, я головой не стукался, – с сомнением сказал Филька. – У меня другое. Меня сегодня скелет за палец укусил! Брат заинтересованно посмотрел на него и обмакнул пельмень в кетчуп. 5 ⋅ – Смотри, Филипп, теперь не взбесись! – предупредил он. – Не взбесись? – переспросил Филька. Витька даже с места привстал: – Ты что, не слышал про бешенство? Опасная штука, это я тебе как врач говорю. Сорок уколов в живот – и то не помогает. Если бы ты был коровой, я бы велел тебя усыпить. – Усыпить? – За милую душу. Но так как ты не корова, то живи пока. Имей в виду: если начнешь бояться воды, я тебя предупреждал. А вообще-то может быть и того хуже. Бешенство – это еще цветочки! – подумав, добавил Виктор. – Хуже? Что хуже? – с беспокойством спросил брат. Студент выдержал эффектную паузу. Он обожал пугать. – Видишь ли... Ты когда-нибудь слышал про вампиров? Филька сглотнул. Про вампиров он слышал сегодня уже дважды. Первый раз от Мокренко. – Слышал. – Я это к чему говорю? – продолжал смаковать Виктор. – У вампиров, оборотней, вурдалаков и тому подобных симпатяг есть одно нехорошее свойство. Каждый, в кого они вопьются, сам становится таким же. Соображаешь? – Соображаю. – То-то и оно. А теперь представь, что тебя укусил скелет вампира. Что из этого следует? То, что ты очень скоро сам превратишься в такого же симпатягу! Виктор вновь занялся пельменями. Монстр на экране телевизора потрошил очередную жертву. Филька прижался спиной к холодильнику. Он чувствовал, что брат над ним издевается, но все равно невольно прислушивался к его словам. Кроме Виктора, поговорить о скелете было не с кем. Родители для этого не подходили: их больше интересовали всякие скучные вещи вроде уроков. – Послушай, Вить, я серьезно. Кроме шуток. Меня укусил скелет. Разве этому есть логическое объяснение? – спросил Хитров-младший. Брат зевнул. Эта история, кажется, начинала ему надоедать. – Ты серьезно, и я серьезно. Не надо совать пальцы куда попало. А то, что он тебя тяпнул, так тут, наверное, дело в пружине. – В пружине? – обрадовался Филька. – Ну да. Этим красавцам иногда приделывают пружины, чтобы они открывали и закрывали рот. Зубы там демонстрировать и все такое. Эти железки у них в башке. Придешь в школу – посмотри. Фильке стало досадно. Как он сам не подумал про пружину? Конечно же, дело в ней. Открывая скелету рот, он разомкнул ее, а она – раз! – и захлопнулась. Вот и все дела! «Ясный перец!» – как сказал бы Мокренко. – А скелет из чего сделан? Я имею в виду, что он ведь ненастоящий? – спросил Филька для окончательного успокоения. Но вместо того, чтобы успокоить его, брат лишь покачал головой: – А вот тут ты не прав... Очень даже может быть и настоящий. Бывает, что люди завещают свой труп для медицинских целей. Алкаши так часто делают, наркоманы, ну и все прочие, кому не жалко и деньги нужны. В паспорт им ставят особый штамп. Так ты и живешь с этим штампом и в ус не дуешь, а когда умираешь, тебе заглядывают в паспорт и говорят: «Ага! Хитров Филипп Петрович! Очень кстати! Нам тут как раз из сто второй школы заказ на один скелет поступил». Студент-ветеринар незаметно перескочил в разговоре на самого Фильку, понизил голос до шепота и, наклонившись к брату, очень эффектно продемонстрировал, как с лица сдирают кожу. Зазвонил телефон. Виктор прервал свой увлекательный рассказ, встал и небрежно поставил тарелку в раковину. – Помоешь за меня! – распорядился он. – Заодно проверим, нет ли у тебя водобоязни. Для бешеных и вурдалаков – это обычная вещь. – Утешил, нечего сказать! – пробормотал Филька.

Санек,
Сашечка привет!!! Я живу в Сочи, так что у нас наоборот горы, леса, реки)) Саша, я прям за тобой повторяюсь)) я тоже очень люблю рыбалку! В детстве мы с папой постянно ходили на водоканал рыбачить. а рыбок которые за поплавок дергают, а на крючок не попадаются называли "долбонатиками"))) А любишь ты купаться?плавать? я слышала, что на Волге можно кататься по течению ...интересно, это опасно?))
Уже много написала....до встречи))

Санек, Нашла стих про твое имя

Говорит Санюша маме:
«Как хочу я взрослым стать,
Чтоб быть сильным самым–самым,
Чтоб тебя оберегать».
Улыбнулась Саше мама:
«Вырастай, сыночек мой.
Будешь сильным самым–самым,
Мой защитник дорогой!»

САШКА, С ПРАЗДНИКОМ!!! Оставайся таким же сильным и хорошим!

Присоединённые изображения

Привет
[Показать/Скрыть]

Глава III «ХОЧУ ВЫПИТЬ ЧЕГО-НИБУДЬ КРАСНОГО!» – Ты не видел, где моя голова? – В подвале, Ваша Мерзость! – Неохота мне что-то ее доставать. Дай-ка я твою нахлобучу! Граф Дракула сдернул с упыря голову и отправился на охоту. Бедному упырю ничего не оставалось, как на ощупь спуститься в подвал и надеть голову графа. Хроники потустороннего мира 1 Ночью Фильку мучили кошмары. Точнее, кошмар был один, но повторявшийся много раз подряд. Ему мерещилось, что скелет берет его за руку и ведет в черную пещеру. Там, в пещере, Филька с ужасом видит, что тоже стал скелетом. Старый скелет сажает его на трон, надевает ему на голову блестящий обруч и произносит глухо: «Теперь ты – новый граф Дракула! Настал твой черед!» Проснулся Филька в холодном поту и долго лежал, глядя в потолок. Ему не хотелось вставать, не хотелось есть и вообще ничего не хотелось. Палец, который вчера укусил скелет, распух. Ранка не зарастала, несмотря на то что вчера он смазал ее йодом. В школу Хитров пришел раньше времени и в отвратительном настроении. Прежде ни того, ни другого с ним не случалось. – Что тебе снилось? – пристал он к Мокренко. Петька достал из пакета бутерброд, оглядел его и снял с бутерброда волосок. Все это он проделал со своей обычной медлительностью. В отличие от обычных людей, толстяк ухитрялся проголодаться не к концу третьего-четвертого урока, а спустя полчаса после завтрака. – Ну вот, – возмущенно забормотал он, адресуясь непонятно к кому. – Типа опять волос! Какое наплевательское отношение к моему желудку! Типа он мне там кишечник забьет, а им до фонаря. – Ты слышал, о чем я тебя спросил? Что тебе снилось? Мокренко передернул плечами: – А я помню, что ли? Фигня какая-то. – Что именно? Вспомни! – нетерпеливо потребовал Филька. Мокренко долго морщил лоб, чесал шею и под конец заявил: – Мне снилось типа, что я иду по лесу, ищу, где порох испытать, а там какой-то чувак ремонтирует мотоцикл. То ли «Урал Соло», то ли вообще дремучий «Днепр». Я подхожу к нему, спрашиваю типа помочь. А он мне говорит: «Катись, без сопливых обойдемся!» Потом он вскакивает на мотоцикл и начинает за мной гнаться. Я беру банку с порохом, поджигаю и... А чего ты спрашиваешь? Тебе не по барабану, что мне снилось? – Уже по барабану! – заверил его Хитров и отошел. «С этим толстокожим все в порядке, – завистливо подумал он. – Разве его прошибешь? Ему скелет хоть ногу отгрызи, ему одна чушь будет сниться!» 2 Филька прошел на свое место, сел и уставился в парту. Он ничего не видел, ничего не слышал и ничего не замечал. Странное оцепенение навалилось вдруг на него. Стоило закрыть глаза – начинала кружиться голова. Страшно захотелось выпить чего-нибудь красного – Хитров и сам не знал, чего именно. «Кетчупа, может, или томатного сока?» – думал он, но чувствовал, что это все не то. Внезапно Хитров обнаружил, что кто-то уже давно машет рукой у него перед лицом. – Эй, Филипп, ты чего, глухой? Хитров, я с тобой, между прочим, разговариваю! – нетерпеливо повторял звонкий голос. Филька стряхнул с себя свою странную дрему. Рядом с ним стояла Наташка Завьялова – самая красивая девчонка в классе. Так, во всяком случае, казалось Фильке. Впрочем, так же считали почти все мальчишки. У девчонок на этот счет было свое мнение. Впрочем, у девчонок всегда особое мнение по отношению к тем, кто пользуется успехом. Чувство, которое испытывал Филька к Наташе Завьяловой, было очень понятным: он в нее влюбился. Часто, возвращаясь из школы, он воображал, как станет защищать Наташку от бандитов, его ранят, не слишком опасно, в плечо, а она будет сидеть рядом и положит голову ему на колени. Или он представлял, что все люди на Земле куда-то денутся, неважно куда, и останутся только двое: он и Наташка. Филька научится водить машину – тогда-то это будет запросто, сядет с Наташкой в джип, и они поедут по пустым дорогам куда-нибудь далеко-далеко, к океану. Что же касается ответных чувств, которые Наташа испытывала к Фильке, то чувства эти не были ему известны. Женское сердце, как известно, потемки. Для всех. В том числе для самих обладательниц этих сердец. – Хитров, ты что, совсем меня не слышал? Ты что, зомби? Я двадцать раз задала тебе один и тот же вопрос! – с возмущением повторила Наташа. – Какой вопрос? – не понял Филька. Наташа энергично откинула назад короткие светлые волосы. – Ну вот, опять начинается! Я спрашивала, можно ли подсесть к тебе на алгебре? Алка, моя соседка, заболела. У нее то ли ОРЗ, то ли ОРВИ, то ли школа стала в лом. – Подсесть на алгебре? Да, конечно, можно... – спохватился Филька. Наваждение, преследовавшее его со вчерашней ночи, развеялось. Он даже забыл на время о скелете. Хитров поспешно сдернул свою сумку с соседнего стула. Петька Мокренко да и другие тоже, вроде этого тощего сына дипломата Антона Данилова, смотрели на него с завистью. В класс вприпрыжку вбежал Игрек в Квадрате и начал урок. Игрек в Квадрате было очень меткое прозвище учителя. «Игрек» – потому что его имя было Игорь, а «в Квадрате» – из-за пиджака в клеточку, который он постоянно носил. Как обычно, ни с кем не здороваясь и глядя себе под ноги, Игрек в Квадрате проскочил к своему столу и начал бубнить очередную тему. Когда он бубнил, то бывал глух, как тетерев, и можно было болтать сколько угодно: он все равно ничего не слышал. – Чего на тебя нашло, Хитров? – шепотом спросила Наташа, поворачиваясь к своему новому соседу. – Ничего не нашло, – буркнул Филька. Наташа прищурилась. Она была слегка близорука, но очков не носила. – Еще как нашло! Я-то вижу: ты какой-то другой стал. – В каком смысле другой? – растерялся Филька. Девочка недоуменно приподняла брови. – Сама не знаю. Вроде такой же, но – другой. Смотришь по-другому и – вообще... – Р-разговорчики! Хитр-ров, Завьялова, сейчас у меня пр-робкой вылетите за двер-рь! Пр-робкой! – нервно крикнул Игрек в Квадрате. «Р-р» выходило у него раскатисто и грозно, как у тигра, но, несмотря на это, его никто не боялся. Филька и Наташа терпеливо подождали, пока Игрек возобновит свои объяснения и вновь оглохнет. Урок алгебры Хитров провел неплохо. Совсем неплохо. Всего несколько дней назад он и поверить бы не смог, что сможет так долго – целых сорок пять минут! – разговаривать – и с кем! – с самой Наташкой Завьяловой. Раньше он целыми неделями не осмеливался переброситься с ней и парой слов. Только смотрел на нее издали, а когда она поворачивалась к нему, то надувал щеки, закидывал ноги на стол или начинал нелепо ржать. Хорош Ромео, если он осмелел только сегодня – укушенный скелетом! И почему Наташа утверждает, что он изменился? Ничего подобного! Вот только палец продолжает болеть, но это такая ерунда! Подумаешь, палец! Хоть бы его и вовсе не было. Важно другое: Наташа Завьялова попросила Фильку проводить ее домой. «Что ж, юный граф Дракула, ты делаешь успехи, поздравляю тебя! Скоро ты сам осознаешь свое могущество. Очень скоро!» 3 Половину дня после этого первого урока Филька пребывал на верху блаженства. Витал в облаках. День, начавшийся так скверно – ночным кошмаром и непонятным оцепенением, – теперь выходил на редкость удачным. Учительница английского Анна Борисовна – маленькая пухлая старушка, единственная в школе, не имевшая никакого прозвища, – заставила Фильку прочитать отрывок из нового урока. Хитров начал читать, как он читал обычно – через пень-колоду, уверенный, что получит самое большее трояк, но внезапно одолел сложный отрывок единым махом. Прочитал и остановился, растерянно моргая. Его голос звучал как-то непривычно низко и гортанно. Английские слова, в которых он прежде путался, как в длинных штанинах, теперь выскакивали сами собой. Анна Борисовна закатила глаза и удивленно потребовала: – Хитров, прочти еще! Филька прочитал еще абзац. Старушка слушала его почти испуганно. Ее пухлое белое лицо с вытянутыми трубочкой губами было все в мелких морщинках. Она наклоняла голову то вправо, то влево и шевелила губами, словно проверяла саму себя. – Филипп! Что на тебя нашло? У тебя оксфордское произношение! – воскликнула она. – И это у тебя, у которого всегда во рту была каша! Ты занимаешься с репетитором? – Угу! С репетитором! – машинально пробормотал Филька, в последний раз открывавший учебник неделю назад, чтобы пририсовать даме на картинке усы и рога. На пятерку в дневнике он смотрел озадаченно и почему-то совсем ей не радовался. Что-то тут было не то. – Ну ты, блин, ботан! Зубрилой заделался! – с завистью прошипел с первой парты Антон Данилов. Вот уж чья бы корова мычала! Этот Данилов сам был натуральный ботан. Антон и Филька Хитров давно враждовали и дрались регулярно в начале каждой четверти. В честных схватках обычно побеждал Филька, зато Данилов отыгрывался потом в течение всего полугодия, гадя по пустякам. Что-что, а гадить он умел. Это было у него наследственно-профессиональное. Данилов продолжал еще что-то шипеть, но тут Филька поднял голову и, сам не зная зачем, поймал его взгляд. Он не вслушивался в слова, которые произносил Антон, почти даже забыл о нем, но почему-то вдруг очень заинтересовался тощей, торчащей из воротника шеей сына дипломата. Внезапно Данилов заморгал, и взгляд его стал жалким и напуганным. Словно стряхивая паутину, он провел рукой по лицу и поспешно отвернулся. «Данилов меня испугался! Испугался, хотя я ничего ему не сказал, только посмотрел на него. Что со мной происходит? Что бы это ни было, я не хочу, чтобы это продолжалось! Я хочу стать таким же, как прежде!» – с тревогой подумал Филька. 4 Последним уроком была биология. Филька шагнул в кабинет и сразу увидел скелет. Ящик исчез. Теперь скелет стоял на подставке справа от стола Туфельки. Туфелька – это инфузория. Инфузория – это такая противная шустрая штуковина в ворсинках. Шустрая штуковина – это биология. Биология – это то, что преподает Туфелька. Туфелька – это инфузория... тьфу, учительница... И так далее до бесконечности. Короче, ход мыслей ясен. Логическое кольцо сомкнулось. – Ага! Старый знакомый! Привет, братан! Бродил ночью? – вбегая в класс, завопил Петька Мокренко. Он подскочил к скелету и панибратски похлопал его по плечу. Костяные руки скелета закачались. Антон Данилов принялся мериться со скелетом ростом. Но хотя в сыне дипломата было добрых метр восемьдесят, скелет все равно оказался выше его на голову. – Да, здоровый был дядька! – с уважением сказал Данилов и отошел. Филька посмотрел на свой палец. Потом перевел взгляд на клык скелета. Кровь с клыка исчезла. Вспомнив, что брат говорил ему про пружину, Филька подошел к скелету и, обойдя его, пристально вгляделся ему в челюсти. Ничего похожего на пружину внутри черепа не было. Теперь мальчик был в этом уверен. Если бы пружина была, от Хитрова бы это не укрылось – снизу череп хорошо просматривался. Виден был даже свет, падавший в глазницы. Внезапно ни с того ни с сего Фильке показалось, что скелет, как и вчера, издевается над ним. Издевается над всеми. И почему никто этого не замечает? «Ты ожидал увидеть пружину? Неужели тебе не ясно, что дело совсем не в этом? Кого ты хочешь обмануть?» В класс вошла Туфелька. Прозвище очень ей подходило. Даже если бы она не была биологичкой, то все равно осталась бы Туфелькой. Туфельки были у нее на ногах. Приплюснутой туфелькой казался пучок волос на затылке. Даже нос имел ту же форму. – Хитров, не торчи у скелета! Марш на место! Класс, приготовились к контрольным тестам! Филька поплелся за свою парту. Его парта была последней у стены, рядом со стеклянным шкафом. Сверху со шкафа свисали стебли плюща и комнатного винограда. Туфелька была большой любительницей всевозможных растений. Она даже установила особый тариф: за каждый сорванный лист – две двойки в журнал. – «Зеленую» из себя корчит! Видали мы, блин, в Германии таких «зеленых»! – часто ворчал Антон Данилов. – Ну ничего, подолью ей в горшок какой-нибудь дряни. Только бы узнать, какой. Филька стал доставать из сумки тетради. «Ну и что, что пружины не видно? – успокаивал он себя. – Может, там особый механизм, спрятанный внутри самих челюстей?» Но тем не менее на скелет Хитров предпочитал не смотреть. Так ему проще было себя убедить. Рядом со скелетом вся его уверенность куда-то испарялась, и он чувствовал себя так, словно костяные руки уже легли ему на шею. Мокренко, сидевший рядом с Хитровым, двинул приятеля локтем. – Чего тебе? – Глянь туда! – Отстань! – огрызнулся Филька. – А я тебе говорю: глянь! Поверни голову к шкафу! Зная, что Петька не отвяжется, Хитров повернулся и почти уткнулся носом в стекло. За стеклом он увидел сердце – то самое сердце, которое они принесли вчера в коробке. Рядом с сердцем стояло встрепанное чучело ворона с блестящим кольцом на лапке. – Типа узнаешь старых друганов? – шепнул Петька. – Я как только увидел – сразу усек: они! – Да, они! – с замиранием сердца подтвердил Филька. Отчего-то это соседство было ему неприятно. Надо же было случиться, что сердце и ворон стоят именно в этом шкафу. Конечно, это совпадение. Но ведь в классе-то двадцать парт и четыре шкафа! Не слишком ли много для простого совпадения? – Слушай, – продолжал Петька. – Посмотри на крылья этого ворона! Ты ничего не замечаешь? – А что я должен заметить? – Да вчера они вроде были прижаты, а сегодня раскинуты, будто он взлетает. Филька облизал губы. Да, так и есть: вчера они были прижаты. Странно, что он сам этого не заметил. – Задание для первого варианта! Повторять не буду! Ставите букву А, а после нее цифры: 1, 2, 3. В правом верхнем углу листа: класс и фамилия. Больше там ничего не должно быть. Всем все ясно? – громко сказала Туфелька. – Мне не ясно! – встрял Антон Данилов. Туфелька повернулась к нему. Она уже примерно представляла, что сейчас начнется, но все равно, как муха, летела в самую паутину. Класс приготовился к ежедневному развлечению. – Чего тебе не ясно, Данилов? – Вы сказали, что писать фамилию. А имя не писать? – Можешь написать имя, – с раздражением проговорила Туфелька. – Это все, Данилов? – Не все, – ответил Антон. – Вы сказали: писать класс. А школу писать? – Не писать! Школа у нас одна! – Не скажите. Школ у нас в городе много. В одной только центральной части – двенадцать, и это не считая... – ДАНИЛОВ!!! – взвизгнула Туфелька. – Хорошо, замолкаю, – с видом победителя кивнул Антон. – Только последний вопрос: имя писать с отчеством или без? В классе захрюкали. Даже Филька, хотя он и не любил Данилова, был благодарен, что тот тянет время. – У него, наверное, в крыльях проволока! – рассуждал Петька. – Точно! Туфелька взяла ворона за крылья и согнула проволоку... – И ты в это веришь? – спросил Хитров. Мокренко захлопал глазами. – А как же еще? – сказал он. – Если нет проволоки, то это фигня какая-то выходит! Учительница возвысила голос: – Вопрос А! Какие микроорганизмы передаются воздушно-капельным путем? Варианты ответа: амебы, инфузории, вирусы. – Туфельки! – вполголоса произнес Антон. В классе захохотали. Сдавая тест, Филька случайно поднял голову и вновь увидел скелет. Ему почудилось, что череп чуть-чуть повернут. Совсем незаметно. Ровно настолько, чтобы его пустые глазницы были направлены на Фильку. Прежде, Хитров готов был дать руку на отсечение, череп смотрел чуть левее, ближе к учительскому столу. «Что он от меня хочет? Эй ты, что тебе надо?» Невидимый сверкающий обруч сжал Фильке виски, холодом сковал лоб. «Теперь ты – новый граф Дракула! Настал твой черед!»

Марина Р., У нас гололед-23 и ветер. Выйти ну не возможно!!!

Марина П., К бабушке хорошо съездил. Ел у бабушки шашлыки очень понравились еще много вкусностей.

Глава IV
«Я НЕ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ОН ИСЧЕЗ!»
[Показать/Скрыть]

1 После школы Филька, как они и договаривались, отправился провожать Наташу Завьялову. Что касается Петьки Мокренко, то он был оставлен добровольным дежурным в кабинете биологии. Добровольным дежурным Петька был назначен при следующих обстоятельствах. Пока писали тест, он ухитрился насвинячить под столом бутербродной фольгой и захватать жирными руками дверцу шкафа. Вдобавок, когда Туфелька заглянула под стол и увидела фольгу, еще обнаружилось, что Мокренко без сменной обуви. Петька бы отделался замечанием в дневник, но, когда Туфелька на него кричала, в дверях в самое неподходящее время вырос Стафилококк. – Я вам обещаю, Екатерина Евгеньевна! Скоро здесь будет не просто чисто, а очень чисто! – сказал Стафилококк словами из рекламы и посмотрел на Петьку гипнотическим взглядом удава. Мокренко, полный нехороших предчувствий, нервно сглотнул. – Я на прошлой неделе уже дежурил! – робко пискнул он. Стафилококк пожал плечами. – Я тебя ни к чему не принуждаю, дружок! Я только предлагаю тебе разумный выбор. Одно из двух: или ты записываешься на сегодня внеочередным дежурным и проявляешь чудеса трудолюбия, или приводишь ко мне завтра свою мать. Выбирай! Вот так и случилось, что Петька записался добровольцем. Мать он боялся. Она хоть и не занималась боксом, но руку имела очень тяжелую. Филька и Наташа переходили дорогу, когда откуда-то из-за угла дома выскочил запыхавшийся Антон Данилов. Вначале он сделал вид, что просто проходит мимо, и даже гордо задрал голову к небесам, но едва не попал под «Жигули» и, обруганный водителем, подошел к ним. – Вандалы! – возмущенно сказал он. – Чайники! В Германии так не ездят! Там, если пешеход переходит, все машины стоят и ждут, пока он пройдет! – Ага! – хмыкнул Филька. – Как же! Даже если он просто на автобусной остановке торчит и ногу чешет, они и тогда ждут! Мало ли что ему в следующий час вздумается? Антон не удостоил его ответом, только фыркнул. Прожив за границей дней двадцать от силы, он теперь ругал все русское и вел себя, как завзятый иностранец. Филька почуял, что отвязаться от Данилова будет непросто. Тощий сын дипломата считал себя неотразимым покорителем девичьих сердец. Вот и сейчас он как бы невзначай поведал, что в Германии в него смертельно влюбилась одна взрослая уже девушка, а когда он, Данилов, сказал, что ему всего четырнадцать, то она от огорчения наглоталась каких-то таблеток. – Аскорбиновой кислоты! – недоверчиво сказал Филька. Антон Данилов снова презрительно фыркнул. У него был целый набор презрительных фырканий разной степени выразительности. Филька почувствовал, что закипает. Причем закипал он не так, как всегда, а как-то очень стремительно и бурно. Перед глазами у него даже запрыгали черные пятна. «Ударь его! Вцепись ему в горло зубами! Кровь так вкусна! Укуси! Действуй решительнее, юный граф Дракула! Пускай он станет таким, как ты! Это будет твоя первая добыча!» Филька сам испугался своего гнева, так не похожего на тот гнев, который обычно охватывал его перед дракой с Даниловым. Этот страх – страх, который он испытывал к себе самому, – помог ему взять себя в руки. Теперь Хитров только шел и смотрел под ноги. Укушенный палец пульсировал болью. Эта боль распространялась на всю ладонь и сковывала даже запястье. И это при том, что палец уже не кровоточил, ранка затянулась и рука выглядела совершенно здоровой. Данилов, разумеется, не замечал происходивших с Филькой перемен. Он видел только, что тот молчит и упускает инициативу. Пользуясь этим, Антон хорохорился перед Наташей и болтал без умолку. – Вот многие тут не понимают, как я знакомлюсь с девочками! – говорил он. – Другим сложно, а мне несложно! Для меня это запросто. С девчонками главное что? Подход! Наташа засмеялась: – И что же это за подход? – О, – обрадовался Антон. – Тебе интересно? Сейчас объясню! Взять хоть того же Мокренко. Как он действует, если хочет познакомиться? Подходит, положим, к какой-нибудь девчонке у киоска, набычивается и бормочет: «Типа привет, как там тебя! Я типа Петька! Типа я тебе позвоню!» Данилов так похоже передразнил толстого тугодума, что Филька невольно улыбнулся. Антон, удивленный этим одобрением, покосился на него. – Разумеется, с таким подходцем у него сплошные провалы. Кто станет с ним общаться, когда у него через каждые два слова то «блин», то «черт», то «телка», а то еще чего-нибудь похлеще? Вот ты, Хитров, поставь себя на место той девчонки. К тебе подходит амбал с нечищеными зубами, толкает тебя в плечо и говорит: «Блин, откуда ты здесь взялся? Ну что, бычок, хочешь со мной дружить? Давай свой телефон!» Захочешь ты с таким связываться? И девчонка, ясное дело, тоже не хочет. – Ну-ну, – насмешливо сказал Филька. – А как знакомятся профессионалы вроде тебя? Антон картинно взмахнул рукой. – О, существует масса вариантов! Например, вариант классический. Связан с погодой. Допустим, дождь, а девочка без зонта. Я говорю ей: «Ты же вымокнешь! Хочешь дойти под моим зонтом?» – А если наоборот? У нее есть зонт, а у тебя нет? – заинтересовалась Наташа. – Тогда наоборот. Я спрашиваю: «Ты не возражаешь, если я тоже спрячусь под твоим зонтом?» – А если вообще нет дождя? Антон наморщил лоб. – Это уже задача посложнее. Тогда говоришь что-нибудь неожиданное. Допустим: «Ты знаешь, что в феврале сорок два дня?» – Почему сорок два? – Вот и она спросит: «Почему?» С этого и завяжется разговор. На ее «почему», я отвечу: «Потому что в марте тридцать восемь!» или что-нибудь другое, тоже неожиданное. Например: «Потому что все крокодилы улетели на Северный полюс!» Наташа озорно прищурилась. Филька почувствовал, что разговор ее занимает, и вновь испытал бешеную ревность. Достаточно было малейшего повода, чтобы он сорвался. «Расправься с ним! Почему он пристает к твоей девчонке? Ведь ты ее провожаешь! Укуси его! Потом укуси Наташу – и она тоже станет такой же, как ты! Не мешкай, юный граф Дракула! Будь отважен!» – А какие еще есть способы, если без погоды? – стараясь не смотреть на Антона, спросил Филька. – Разные, – покровительственно сказал Данилов. – Допустим, музыкальный. Спрашиваешь: «Тебе какая музыка нравится?» Или литературный: «Ты к ужастикам как относишься?» Есть еще киношный: «Ты от какого фильма балдеешь?», или компьютерный: «Ты на компьютере умеешь работать?», или спортивный: «У тебя какой велосипед? Сколько у него передач?», или школьный: «Как ты думаешь, какой учитель у нас самый тупой?» Короче, способов штук тысяча. Главное, быть без комплексов. У нас в Германии все без комплексов. Внезапно Наташка замедлила шаги и свернула к подъезду. Они стояли у кирпичного девятиэтажного дома. – Вот я и пришла! – сообщила она, насмешливо глядя на Фильку. Филька молча сунул ей сумку. Он растерялся, не зная, что делать дальше. Торчавший за его плечом Данилов мешал ему. Внезапно сын дипломата, длинный, как циркуль, наклонился и быстро поцеловал Наташку в щеку. – Чао! – сказал он небрежно. – Еще увидимся! Наташка выжидательно посмотрела на Фильку. Тот переминался с ноги на ногу. Целовать Наташку вслед за Даниловым, как какая-нибудь «шестерка», – ну уж нет, это не для него! Теперь все было испорчено. Перед тем как открыть дверь в подъезд, Наташка бросила на Фильку быстрый взгляд. Хитрову почудилось, что в ее взгляде он прочитал: «Ну что, олух? Упустил свой шанс? Другого не будет!» Едва железная дверь подъезда захлопнулась, Филька кинулся на глумливо улыбающегося Антона. – Эй-эй, чувак! Ты чего нарываешься? Мозги тебе давно не вправляли? – удивленно забормотал не ожидавший этого Данилов. Он попытался вырваться, но Хитров с неизвестно откуда взявшейся силой проволок Антона по газону и припечатал его к низко нависавшему балкону первого этажа. Ноги долговязого Данилова при этом странным образом оказались на весу – Филька даже не сразу это осознал. – Зачем ты ее поцеловал? Зачем ты вообще за нами потащился? Зачем? Знаешь, что теперь с тобой будет? – встряхивая соперника, как котенка, зашипел Филька. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Антон вырвался и ударил его. Но, к удивлению Фильки, Данилов не вырывался. Он висел дрябло и мягко, как мешок, только испуганно защищал руками шею. На его лице был написан даже не ужас. Это был смертельный страх. Страх обреченной жертвы. Поняв это, Филька заставил себя разжать руки. Антон рухнул на газон. Как манекен. Как тряпичная кукла. Встал на четвереньки и, падая, пополз к кустам. – Эй, ты чего? – пораженно воскликнул Хитров. Антон вел себя так странно, что у Фильки сразу выветрился весь гнев. Нельзя гневаться на слизняка. На раздавленного червя. – Клыки! Хитров, у тебя клыки! Клыки, как у вампира! – обернувшись, визгливо крикнул Антон. Он кое-как поднялся и, спотыкаясь, побежал к дороге. Филька, остывая, смотрел ему вслед. «Какие еще клыки? Он что, спятил?» – подумал он, но машинально провел языком по зубам. Распухший язык натолкнулся на препятствие. Вначале на одно, потом на другое. Филька похолодел. Не доверяя языку, он ощупал их пальцами. Потом метнулся к ближайшей луже, наклонился и открыл рот. Всего клыков было четыре. Два сверху, два снизу. «Что это? Что? Их надо убрать, спрятать!» – лихорадочно подумал Хитров. Мысль была странной, непривычной. Не его мыслью. Чужой. Он думал не о том, откуда клыки взялись, а как их скрыть. Клыки послушно вдвинулись в челюсти, слившись с остальными зубами. Теперь они были почти незаметны. Почти. Все-таки эти четыре зуба выступали немного больше, чем обычно. «Приветствую тебя, юный граф Дракула! Похвально, похвально! Жаль только, что ты не вцепился ему в горло. Ну ничего, ты сделаешь это потом. Ты и так превращаешься в вампира быстрее, чем я ожидал! Помни об этом, юный граф! Не забывай!» 2 Филька не помнил, как добрался домой. Теперь ему было уже жутко, по-настоящему жутко. Кое-как раздевшись, он залез в душ. Его трясло. По телу прокатывались волны то жара, то холода. Менялось и лицо. Оно то становилось измученным, то вдруг странным образом полнело и раздувалось, будто кто-то то накачивал Хитрова воздухом, то спускал его. «Я вампир! Меня укусил вампир, и я сам стал вампиром!»– билась в висках одна и та же пугающая мысль. Филька ощупывал свое новое лицо. Изучал себя. Он чувствовал, что самые серьезные перемены коснулись строения его зубов. Он пробовал осторожно выдвинуть клыки, но клыки не выдвигались. Мальчик понял, что они выдвигаются тогда, когда он испытывает ярость. Ярость или голод. Убираются же они тогда, когда эти чувства проходят. Голода он пока не испытывал, хотя не ел с самого утра. Филька стоял под душем очень долго. До тех пор, пока не успокоился и по телу не перестали прокатываться волны. «Я не буду вампиром. Не буду! Не хочу быть Дракулой! Все в моих руках! Я сильный!»– сказал он себе как можно увереннее. Уже вылезая из душа, мальчик обнаружил, что все это время стоял под ледяной струей. Холода он не ощущал. Холод был ему безразличен. Решив убедиться в этом, он выключил холодную воду и на полный напор открыл горячую. Вода была раскаленной – Филька видел это по пару, который от нее шел. Вначале осторожно, а потом все смелее он направил душ на ногу, а потом на руку. В другой раз это был бы верный ожог. Теперь тело даже не покраснело. Кончено! Жара он не ощущает, как и холода. Филька опустился на край ванны. На глаза ему попалось лезвие от папиной бритвы. Мальчик взял его, вымыл и провел им по ладони. Вначале неуверенно, боясь пораниться, а потом, набравшись решимости, закрыл глаза и резанул по большому пальцу. Боли он не испытал. На пальце выступило несколько капель крови. Пока Филька с ужасом смотрел на кровь, она испарилась. Глубокий порез затянулся, не оставив даже следа. Он не боится боли. Его раны заживают в считанные мгновения. Филька машинально оделся, вышел из ванной и пошел по коридору. Его сердце отстукивало медленно и упруго, как тяжелый маятник. «Я не буду вампиром, не буду! Не хочу быть вампиром! Я не вампир!» «Ты – новый граф Дракула!» «Я не вампир!» «Иначе не может быть. Исключений нет. Каждый, кого укусит вампир, становится вампиром! Ты избран! Ты – юный граф Дракула!» 3 Внезапно дверной звонок неуверенно тренькнул. Филька посмотрел в «глазок» и увидел на площадке приплюснутую фигурку Петьки. Мальчик открыл дверь. Его приятель дрожал, привалившись к косяку. Филька никогда не видел его таким – у Мокренко тряслось абсолютно все: щеки, челюсть, руки. – Что случилось? Петька долго не мог ответить, потом выпалил: – Я не хотел, чтобы он исчез! – Кто он? – Стафилококк! Фильке почудилось, что Мокренко спятил. При чем здесь Стафилококк? Хитров даже потрогал приятелю лоб. – Ты в своем уме? Почему он исчез? – поинтересовался он мягко. Мокренко ввалился в квартиру и рухнул на диван. Он явно был не в себе, потому что рухнул прямо в обуви, не сняв куртки. Правая штанина у него была забрызгана по самое колено – очевидно, Петька, пока бежал, упал в лужу. – Я дежурил в классе. Мыл этот чертов кабинет. Туфелька заставила меня еще протирать стекла. Потом Туфелька вышла, а я заглянул в ее стол, – пугливо озираясь, заговорил Петька. – И что ты там нашел? – А, ерунду всякую! Бумаги, тетрадки, мел. Но еще там был конверт с фотографиями. – С какими фотографиями? – С разными. Учительницы там всякие, учителя, но больше всего там было снимков Стафилококка. Кажется, наша Туфелька в него втрескалась. Будь она нормальная, стала бы она собирать пачки фотографий этого крокодила? – Туфелька втрескалась в Стафилококка? – Ну да, – убито сказал Петька. – Но только это уже неважно, потому что Стафилококка больше нет. – Как нет? Губы у Мокренко задрожали. – Знаешь, что я сделал? Я взял одну фотографию Стафилококка, где он был крупнее всего, и сунул ее между ребрами скелета. Сам не знаю, зачем я это сделал. Мне это показалось забавным: представляешь, Стафилококк – и между ребрами, будто скелет его сожрал!.. Разумеется, я сразу собирался ее вытащить. Я уже протянул руку, но тут дверь открылась и вбежал... – Кто вбежал? – Стафилококк. Он увидел, чем я занимаюсь, и очень разозлился. Стал кричать: «Какое ты право имеешь лазить по чужим столам? Мать вызову!», – то да се. А потом... потом... он подошел к скелету, и тут... Петька вскочил и, не замечая, смахнул на пол стопку книг. Щеки у него были белые, причем белые как-то неровно, с румянцем. – И тут знаешь, что случилось? – продолжал он охрипшим голосом. – Ты решишь, что я спятил, но мне плевать. Скелет протянул руки и положил их на плечи Стафилококку! А потом вдруг вспышка... – Какая вспышка? – Не знаю какая! Яркая! Очень яркая! Типа у скелета из глаз или как они там называются! А потом Стафилококк вдруг исчез. И его фотография тоже исчезла. Вернее, она осталась, но вся обуглилась, как на огне! Я только это увидел, сразу дал деру и сюда – не могу я там больше оставаться! – взвизгнул Петька. Хитров решил бы, что он врет, не будь толстяк в такой панике. – А скелет? – спросил Филька. – Что скелет? Он как стоял, так и стоит! Что ему типа сделается? – Ты уверен, что он исчез? – спросил Филька. – Кто, Стафилококк? Ясный перец, уверен! Я же не псих! – А он не мог уйти? – Как бы он ушел? Я же говорю тебе: и фотография обуглилась, и он пропал! А вот это осталось. Мокренко протянул руку, и Филька вдруг увидел, что он сжимает блестящий лакированный ботинок с тупым носом. Ошибиться, чей это ботинок, было невозможно. Стафилококк всегда питал слабость к хорошей обуви. – Началось! – сказал Филька. – Что началось? – не понял Мокренко. – Не знаю. Что-то началось! «Еще и не такое будет, юный граф Дракула! Это я тебе обещаю!» – шепнул вкрадчивый голос у Фильки в сознании.

Глава V
«Я ВИЖУ СКВОЗЬ СТЕНЫ!»
[Показать/Скрыть]

1 Когда утром Филька проснулся, первым, на что упал его взгляд, было перо. Черное встопорщенное перо. Оно лежало на подушке. Мальчик почти касался его щекой. Филька долго смотрел на него. Он догадывался, кому оно принадлежит. Но как птица смогла залететь в квартиру через закрытую форточку и потом вылететь, Филька и предположить не мог. Также он не мог предположить, что вообще привело ворона в его комнату. Что было от него, Хитрова, нужно этому посланцу скелета? Филька провел языком по зубам. Клыков не было, и это немного его успокоило. «Возможно, вампир укусил меня не так уж сильно. Возможно, я сумею победить его, как побеждают грипп или другой вирус. Должно же в крови содержаться какое-то противоядие?» – подумал он. «И ты веришь в это? Веришь, что есть противоядие? Если бы все было так просто, юный граф Дракула, то и вампиров бы не было. Но вампиры существуют – от этого не спрячешься! Вампиры – реальность». – Надо вставать. Надо идти в школу! – сказал себе Филька и, отгоняя неприятные мысли, рывком поднялся с кровати. Весь вчерашний день, включая схватку с Даниловым и исчезновение Стафилококка, сразу же от первой до последней минуты воскрес у него в памяти. Мальчик раздвинул шторы и внезапно с криком схватился за глаза. Ему почудилось, что он ослеп. «Солнце! Солнце! Свет! Убрать свет! Свет – это страх! Свет – это гибель!»– забилась в сознании тревожная мысль. Вновь задернув шторы, Филька осторожно открыл один глаз, потом второй. Резь была сильной, но постепенно утихла. Но все равно мальчик обнаружил, что не может смотреть на солнце – даже на такое тусклое, какое бывает в ноябре. Не может выносить его лучей даже полсекунды, даже одного мига. Свет угнетал его, заставлял забиваться в темноту. Ему стоило огромных усилий отогнать этот беспричинный ужас. К счастью, так было только с дневным светом. Электрический свет он переносил нормально. Зато в темноте, даже в полной, он теперь видел так же хорошо, как днем. «Вампиры боятся света», – понял Филька и с каким-то злорадством, нарочно мучая самого себя, стал смотреть на небо. Он смотрел и чувствовал, как его вампирья сущность от этого съеживается и временно ослабевает. Что ж, теперь у него было хоть какое-то оружие, оружие против самого себя. Значит, скелет тоже боится света! Скелет и ворон активны только ночью, в кромешной темноте. Днем их магия уменьшается. От этой мысли Хитрову стало немного спокойнее. Подойдя к шкафу, чтобы достать одежду, мальчик обнаружил, что тот распахнут. «Странно, с чего бы это? Опять, что ли, Витька-паразит у меня носки свистнул?» – с возмущением подумал Филька. Хитров протянул руку, но рука уперлась в невидимую преграду. Он осторожно ощупал ее. Да, это дверца. Дверца шкафа. Значит, шкаф все-таки закрыт. Объяснение могло быть только одно – он, Филька, обрел способность видеть сквозь предметы. Мальчик перевел взгляд на стену, затем на пол – и покачнулся. Ему показалось, что он висит в пространстве с плавающими в нем предметами. Ни стен, ни пола для него больше не существовало – они сделались совершенно прозрачными. Только через некоторое время, борясь с головокружением, Филька научился так фокусировать зрение, чтобы все-таки различать стены и двери. Но при этом он знал, что стоит ему слегка прищуриться – и они исчезнут. Мальчик пошел в кухню, но так и не смог притронуться к еде, которую, уходя на работу, оставила мама. Его затошнило от одного ее вида. Он не мог пить чай, не мог есть пюре с голубцами. Ему было противно даже видеть все это. И при этом он испытывал волчий голод. Не зная, зачем он это делает, Филька распахнул морозильник, схватил кусок сырого мяса и впился в него зубами. Никогда прежде он не ел ничего вкуснее, и это при том, что ему было противно. «Что со мной? Что? Что?» – спрашивал он себя. Ответы приходили один за другим: «Я вижу сквозь предметы. Я не боюсь холода. Не боюсь жары. Не испытываю боли. Мои раны мгновенно зарастают. Я жадно ем сырое мясо. Я – вампир. Юный граф Дракула!» Эти мысли были ужасны. Они хлестали Фильку, как плети. Немного погодя он надел темные очки и пошел в школу. Он шел и смотрел прямо перед собой. Ему было жутко. Ему было скверно. Он не хотел быть вампиром. 2 Ворота в школу были, как это часто почему-то случается, проделаны в самом неудачном месте. Чтобы добраться до них, следовало обойти здание чуть ли не вокруг. Поэтому все приличные люди, разумеется, лазили через забор, поближе к автобусной остановке. В этом месте сетка уже давно провисла, а сверху краска вытерлась от прикосновений множества брюк. Вначале Стафилококк боролся с этим, обмазывая забор солидолом, отработанным машинным маслом и другой пачкающей дрянью. Но это не помогало. Перемахивать через забор все равно не прекратили. Только теперь стали перелезать в другом месте, вытоптав заодно газон. Стафилококк сдался, штуки с солидолом бросил, но калитки все равно не прорезал – выдерживал характер. Филька привычно подошел к забору и перемахнул через него, оказавшись на школьном дворе. Навстречу ему от стены устремилась чья-то квадратная тень. Он узнал Петьку Мокренко. – Ты чего тут? – удивился Хитров. – Я того... тебя жду. Пойдем вместе! – Ты боишься, что ли? Мокренко отвернулся. – Стафилококк пропал. А я видел его последним. Вдруг на меня набросятся, будут расспрашивать? Решат еще, что я его убил. – А ты не хочешь сказать правду? – Какую правду? Что его утащил скелет? И кто мне, интересно, поверит? – Я тебе поверю. – Ты не в счет... – вздохнул Мокренко. – Кстати, чего ты очки нацепил? Фонарь тебе поставили или под крутого косишь? Филька невесело хмыкнул. – Под крутого, – сказал он. Ему пришло в голову, что он теперь и правда крутой. С точки зрения дураков, конечно. Эх, знал бы Мокренко, что с ним творится! Знал бы, кем стал его приятель! На секунду Хитров испытал искушение все рассказать, но сдержался. Дружба с вампиром – это не для слабонервных. Никогда не знаешь, когда твоему другу захочется перекусить... 3 Они вошли в школу минут на пятнадцать позже звонка. Первым уроком была геометрия, но им сейчас было как-то не до нее. Можно было даже сказать, что синусы и косинусы полетели кувырком, а Пифагор с его штанами отчалил в неизвестном направлении. Филька снял очки. Теперь, при электрическом свете, он больше в них не нуждался. Петька Мокренко неуверенно жался к нему. – Вроде бы все как обычно. Ты как думаешь? – с надеждой заявил он, озирая коридор и раздевалку, перед которой дремала вахтерша. – А ты чего ждал? Что скелет будет ходить тут с косой? – съязвил Филька. Съязвил и тотчас пожалел об этом, потому что голова у него едва не раскололась от чьего-то хриплого хохота. «Браво, юный граф Дракула! Браво! Я вижу, у тебя есть размах! C косой! Именно так все и произойдет!» – Слышишь? – спросил вдруг Петька. – Что слышишь? – Вздрогнув, Хитров подозрительно уставился на приятеля. – Да там, из канцелярии! Слышишь, как гудят? Филька прислушался. Из канцелярии доносился рой голосов. Там что-то взволнованно обсуждали. – Подожди тут! – велел он Мокренко. Тот послушно опустился на банкетку перед расписанием и сразу как-то обмяк. Как не был он похож на прежнего Петьку, забияку и лоботряса, которому снились дурацкие сны про мотоциклы и банки с порохом! «Не укуси меня вампир, я и сам бы был напуган. Просто сейчас я другой», – подумал Хитров. Дверь в канцелярию была закрыта, но Фильку это не смутило. Он чуть прищурился, и взгляд его скользнул сквозь дверь. Канцелярия была полна учителей. Хитров успел заметить Туфельку, Леди Макбет и математика по прозвищу Игрек в Квадрате. – В милицию сообщили? – спрашивала Леди Макбет, мощная и плечистая, как грузчик, что весьма не вязалось с ее лицом, одухотворенным многолетним вынужденным общением с мировой литературой. – Они отказались принять заявление. Сказали – только через трое суток после исчезновения. Откуда они знают? Может, он ни с того ни с сего умотал на юг? Или на него нашел романтический стих, и он увивается вокруг чьей-то юбки? – пробасил Игрек в Квадрате. – Не равняйте всех по себе, Игорь! Андрей Андреич – и вдруг юбки! Да он бы никогда! Он такой обязательный, такой, такой... – взвизгнула Туфелька. Обычно спокойная, она была взвинчена теперь так, что даже подпрыгивала на носках. «Кажется, она в Стафилококка и правда втрескалась! Угадал Мокренко!» – заключил Филька. Леди Макбет посматривала на взвизгивающую Туфельку с любопытством. Ее кустистые брови проницательно бродили по мясистому лбу. – Прекратите истерику, милочка! – мягко сказала она. – Его ищут и, конечно, найдут. Меня больше беспокоит, кто высадил ночью окно в вашем кабинете. – Не знаю, – вздохнула Туфелька. – Я утром пришла, а окно выбито. Даже не выбито, а вырвано вместе с рамой. И шкаф тоже разбит. «Теперь ясно, откуда ворон!» – догадался Филька. – И ничего не пропало? – спросил Игрек в Квадрате. – Точно не знаю, но, кажется, ничего. 4 Дальше Филька слушать не стал. Ему и так было все понятно. Он сдернул с банкетки флегматичного Петьку и потащил его к кабинету биологии. Мокренко за время, что обретался у расписания, успел немного подкрепиться. Об этом свидетельствовали крошки плавленого сырка у него на подбородке. – Нам надо посмотреть на скелет! – крикнул ему на бегу Филька. – А Туфелька разрешит? – Туфелька в канцелярии. Скорее! Добравшись до кабинета, Филька постоял секунду у дверей, прислушался и дернул ручку. Как он и ожидал, кабинет был открыт. Обнаружив, что окно разбито, Туфелька сразу помчалась в канцелярию. Чтобы вновь запереть класс, она была слишком взволнована. Скелет стоял на прежнем месте. Вернее, на первый взгляд казалось, что он стоит на прежнем месте. На самом деле он располагался на добрый десяток сантиметров левее. Хитров знал это наверняка, потому что вчера запомнил, что паркетина, на которую опиралась подставка, была с пятном краски. Теперь это пятно краски оказалось чуть в стороне. Но самое значительное изменение, произошедшее со скелетом, заметил Петька. – Зубы! – сдавленно воскликнул он. – Что зубы? – Посмотри на них! Типа помнишь, они были все выкрошены? Филька увидел: желтые зубы скелета стали теперь идеально белыми. Белыми и блестящими. Точно так же посвежели и кости. Но это было еще полбеды, главной же бедой было другое. Мальчик заметил у скелета четыре выступавших клыка – два сверху, два снизу. На двух верхних клыках отчетливо выступали пятна крови. Вначале Хитров решил, что это его кровь, оставшаяся с позавчерашнего дня. Но его кровь могла быть только на одном клыке, но никак не на двух. Вдобавок ее уж точно не могло быть так много. «Стафилококк!» – подумал Филька. «Ты угадал, юный граф! Стафилококк! Как же давно я не ел! Его кровь была очень кстати. Скоро я обрету силы, и мы с тобой встретимся – два графа Дракулы: старый и молодой!» Стараясь не смотреть на скелет и не слушать раздававшееся в голове бормотание, Филька повернулся к шкафу. Как он и предполагал, разбит был именно крайний шкаф. Парта, за которой Хитров вчера сидел, стояла вся засыпанная мелкими осколками стекла. Осколки покрывали парту и пол, в самом шкафу их почти не было. А это значило, что удар нанесли изнутри. Из шкафа. Если бы били снаружи, чтобы влезть в шкаф, то стеклом была бы засыпана полка. И еще Филька понял: Туфелька ошибалась, когда сказала, что ничего не пропало. Она просто не заметила. Кое-что исчезло. Исчез ворон. Но ворон исчез не один. Сердца тоже не было... 5 Пока Хитров рассматривал разбитый шкаф, Петька Мокренко караулил возле дверей. Внезапно дверь распахнулась, и в класс ввалился Орангутанг. Вообще-то называть его Орангутангом не полагалось. За это можно было угодить в больницу с сотрясением мозга. Орангутанг был здоровенный одиннадцатиклассник. Рыжий, с волосатыми кистями и каким-то приплюснутым черепом. Это был странный тип. Странный и какой-то психованный, с наклонностями садиста. Ему доставляло удовольствие бить. Когда он кого-то бил, у него даже глаза выкатывались, словно он испытывал наслаждение. Фильку Хитрова и Петьку Мокренко он не любил больше других. Причину этой нелюбви объяснить было сложно: вроде будто бы они его когда-то обозвали, или Орангутангу только казалось, что обозвали. Впрочем, это не имело значения. Для Орангутанга главное было бить. А уж повод выдумать можно всегда – за этим дело не станет. Ввалившись в класс, Орангутанг немедленно потрепал Петьку по щеке. Хлопки эти, вроде бы дружественные, на самом деле были почти пощечинами. – Ну что, рад меня видеть, толсторожий? Вижу, что рад! Прогуливаете, пацаны? Вам мама не говорила, что надо ботанеть, а? Петька невольно попятился. Дать сдачи верзиле на три года старше он не осмеливался. Орангутанг нехорошо прищурился: – Так, значит, не рад? Ну-ну. Тут мне один друган сказал, что вы катили на меня бочки? Было такое или не было? – стал допытываться он. Одновременно его правая рука стала медленно подниматься, как если бы он собирался двинуть Мокренко в челюсть. Петька приготовился уклоняться, но тут резкий удар в живот заставил его согнуться. Орангутанг ударил левой – сильно и быстро. И еще добавил коленом. Оказывается, замах правой был только отвлекающим маневром. – Хороша штучка? Эх ты, боксер лажовый! Думаешь, больно? Сейчас будет еще больнее! – пообещал Орангутанг. – Эй ты, обезьяна! – вдруг окликнул его чей-то голос. Когда в кабинет биологии вошел их смертельный враг, Филька вначале испугался. Но испугался лишь на миг. Что-то в нем уже изменилось. Он был не таким, как прежде. Он был другой. Страх перед Орангутангом исчез. Несколько секунд Хитров сдерживался, но, когда Петька скорчился от удара, он не выдержал и крикнул: – Эй ты, обезьяна! Одиннадцатиклассник оцепенел. Такой наглости он не ожидал. – Что ты сказал? – Эй ты, обезьяна, а ну оставь его! Орангутанг удовлетворенно осклабился. Он отпустил Петьку и стал надвигаться на Хитрова. Движения его были неторопливыми. Сузившиеся зрачки полыхали злобой. – Тебе будет сейчас не просто плохо! Ты вообще пожалеешь, что родился! – просопел он.

Глава VI
«ТЫ ВИДЕЛ, ХИТРОВ? ТЫ ЭТО ВИДЕЛ?»
[Показать/Скрыть]

1 Орангутанг больше не угрожал. Подойдя к Фильке, он за ворот подтащил его к себе и начал наносить удары. По лицу он не бил: бил в живот, в грудь и кулаком сверху по макушке. На лице остаются следы – на теле они не так заметны. Это несложное правило Орангутанг усвоил давно. Боль от ударов Филька все-таки ощущал. Но очень слабую. Она была больше похожа на пощипывания. Если вам когда-нибудь лечили с заморозкой зубы, то вы поймете, о чем идет речь. Куда сильнее боли был гнев. Мальчик чувствовал, что у него выдвигаются клыки. Они выдвигались короткими толчками, один за другим. Еще немного, и он не сможет прятать их во рту. Губы и так уже распирало, он едва мог держать их закрытыми. Орангутанг бил уже в полную силу. Бил костлявыми кулаками, бил локтями и коленями. Неподвижность Фильки и то, что он не убегал и не просил пощады, озадачивала верзилу и приводила в бешенство. – Что, Хитров, гордый? Сейчас я тебе покажу гордость! Ты у меня на четвереньках уползешь! Подошвы будешь мне лизать! – хрипел Орангутанг. – Держись, Филька! Я типа иду! Держись! Петька Мокренко, оцепенело торчавший у доски, набрался наконец смелости и с разбегу повис у Орангутанга на плечах. Одиннадцатиклассник пошатнулся, но потом вырвался, толчком опрокинул Петьку на пол и стал пинать его. – Восстание рабов! Я вам покажу восстание рабов! А ну лежать! Лежать! – визжал он. В голосе Орангутанга слышалось недоумение. Почти паника. Что-то шло не по плану. Не так, как всегда. Его не боялись. Войдя в раж, он пинал Мокренко все сильнее, не давая ему подняться. Терпение Фильки лопнуло. Он прыгнул вперед. – А ну не трогай его! Вон пошел или пожалеешь! Белый от ярости, Орангутанг повернулся к нему. Его кулак стал взлетать, но еще раньше, чем он ударил, он увидел Филькины клыки... «Вцепись в него, юный граф Дракула! Вцепись! Ты увидишь, как это приятно! Сделай это – ты бессмертен! Ты всемогущ!» Теперь Хитров опасался только одного: как бы ему не впиться Орангутангу в горло. Сдерживая это странное желание, он обеими руками толкнул одиннадцатиклассника в грудь. Филька не ожидал, что толчок выйдет таким сильным. Единственным его желанием было оттащить распсиховавшегося парня от Петьки. Но его новая сила, сила вампира, намного превосходила все, что было прежде. Опрокидывая парты, Орангутанг спиной пролетел по классу и врезался в доску рядом со скелетом. «Прими мои поздравления! Вот она, добыча! Наша добыча! Свежая кровь, как она мне нужна!» Замерев, Филька с ужасом увидел, как скелет начинает крениться над упавшим Орангутангом. Вначале покачнулась подставка, потом мертвые руки скелета вытянулись вперед, и он свалился на Орангутанга, заключив его в объятия. В глазницах черепа что-то сверкнуло. Филька даже прищурился – такой ослепительной была вспышка. Невыносимо ослепительной. Когда же мальчик вновь открыл глаза, скелет уже стоял на прежнем месте. Парты были повалены. Орангутанг исчез. Исчез точно так же, как и Стафилококк. Петька приподнялся на четвереньках. Нос у него был в крови – в драке досталось. – Ты видел, Хитров? Ты это видел? – хрипло крикнул он. Потом перевел взгляд на Фильку, и глаза его округлились. Он разглядел клыки. Хитров сообразил, что его ждет неприятное объяснение. 2 – Почему ты раньше мне не сказал? – Что бы я сказал? Знаешь, Петя, меня типа укусил скелет графа Дракулы, и я сам стал вампиром? Мокренко озабоченно почесал щеку. – Ясный перец. А ты того... не опасен? – с беспокойством поинтересовался он. – Не знаю. – Как это не знаешь? Ну сейчас же ты на меня не бросаешься! Филька невесело усмехнулся. Его клыки успели уже скрыться и слились с остальными зубами. – Сейчас нет. Не бросаюсь. Но я не знаю, что будет вечером, – признался он. – Вечером я испытываю жуткий голод, и меня мучают всякие видения. – Видения? Какие? – Ты не поймешь. Я и сам этого еще не понимаю. Кажется, кто-то очень хочет, чтобы я стал молодым графом Дракулой. Петька перевел взгляд на дверь кабинета биологии. После того как исчез Орангутанг, заключенный в объятия скелета, Мокренко не пожелал оставаться там ни на минуту. – Ты хочешь сказать, что... тот скелет – скелет графа Дракулы? – спросил Петька хрипло. Хитров пожал плечами: – Точно не уверен. Возможно. Во всяком случае то, что это скелет вампира, я знаю точно. И тот голос, что у меня в голове, так говорит. Правда, я не всегда его слышу. Иногда он словно отдаляется или звучит как-то невнятно. Петька поежился. – Я что-то такое в кино видел. Эти вампиры типа того, что пробиваются к твоему сознанию. Хотят установить над ним контроль. – Утешил, нечего сказать, – пробурчал его приятель. – Давай типа рассуждать логически. Если это Дракула, то как он сюда проник? В наш город? Дракула – он же вроде где-то в Трансильвании, а мы вообще без трех минут в Сибири. – Спроси о чем-нибудь полегче, – огрызнулся Филька. – Думаю, для вампиров расстояния не важны. Кровь везде одинаковая. Мало ли где носило этого Дракулу, пока он не оказался здесь? Это все случайность! Внезапно голову мальчика пронзило болью, и он сжал виски ладонями. В его сознание вновь настойчиво втиснулся чужой голос. «Случайность? И ты веришь в случайности, дурачок? Я оказался здесь потому, что мне нужен ты. Именно ты, юный граф Дракула! Ты, и больше никто. Остальные – лишь добыча, мясо...» Мокренко опасливо оглянулся, будто боялся, что их подслушивает некто, незримо повисший в воздухе, и прошептал: – Филь, слышь, может, нам кому-нибудь рассказать? Есть же, наверное, какие-то институты... Типа институт ненормальных явлений? – Паранормальных явлений, – поправил Хитров. – Вот-вот! Я же помню, что пан-ненормальных! Типа того. Может, нам туда обратиться? Хитров скривился. Уж кому-кому, а ему эта идея точно не улыбалась. – Ну ты, блин, и удружил! Спасибо! Явлюсь я в этот институт – и что? «Мальчик, зачем ты пришел? Ты вампир? Ну-ка, ну-ка! Мальчик, выдвинь клыки, мальчик, спрячь клыки! Мальчик, кто твои папа и мама? Караул! В городе объявился новый опасный вирус вампиризма! Санитары, возьмите у него кровь на анализ и заприте его в клетку, где он будет сидеть всю оставшуюся жизнь!» Вот и все дела. Мне останется сидеть в клетке и кричать: «Эй вы! Есть хочу! Дайте хоть живую мышь!» – Живую мышь? – брезгливо переспросил Петька. – И ты бы ее съел? Тебя бы не стошнило? Филька живо представил, как он проглатывает живых мышей, и почему-то это не вызвало в нем отвращения. Он даже понял, что был бы не прочь подкрепиться живой мышью или крысой прямо сейчас. При одной мысли об этом клыки его начали выдвигаться, и ему стоило усилия загнать их обратно. – Короче, в институт я не пойду! – решительно заявил Хитров. – С Дракулой нужно разобраться, но разобраться своими силами. Правда, я еще не знаю как. «Ты надеешься со мной справиться, несчастный? Как ты можешь меня победить, когда ты такой же вампир, как и я? Вначале победи себя! Свою сущность. А это невозможно! Ха-ха!» «Неправда! Я смогу! Я не буду вампиром!» «Увидим, юный граф! Поживем – увидим». 3 Наступившая ночь была еще хуже предыдущих. Филька никак не мог уснуть. Он лежал на кровати и старался не смотреть на луну в окне. На ее диске различимы были все равнины и кратеры. Светлая по краям, к центру она была чуть темнее. Даже задернутая штора не мешала Хитрову видеть луну – его новое зрение легко находило ее сквозь все преграды. Луна была почти круглой. Почти, но не совсем. Какого-то краешка недоставало. Фильке тяжело было находиться в постели. Ему хотелось выйти из дома и бесцельно бродить по улицам, вытянув вперед руки. Клыки во рту вели себя беспокойно: они то появлялись, то исчезали. «Завтра полнолуние, юный граф Дракула! Завтра полнолуние! Все случится завтра, завтра!» – свербел у него в голове вкрадчивый голос. Мальчик не выдержал. Он встал и пошел на кухню, откуда луна была не видна. Так Фильке казалось спокойнее. Родители спали. В комнате у Витьки свет еще горел: студент-ветеринар ложился поздно. Он предпочитал, нацепив плеер, бродить в Интернете. Опустившись на табуретку, Филька стал сидеть в темноте. Хотя темнота для него была теперь понятием условным. В темноте он видел еще лучше, чем днем. Гораздо лучше. Через некоторое время Витька тоже вышел и заявился на кухню. Студент-ветеринар достал из холодильника молоко и стал пить его прямо из коробки. Сделав несколько глотков, он случайно перевел взгляд и увидел брата, который с вытянутыми руками замер прямо напротив него. Глаза у Фильки слегка светились. Пальцы он согнул, как когти хищной птицы. От удивления молоко пролилось Витьке на майку. – Эй, ты чего?! – воскликнул студент. Филька вздрогнул. Ему вдруг стало страшно: он понял, что только что едва не набросился на родного брата. Ночью его новая сущность, сущность вампира, давала себя знать. – Н-ничего... Я, пожалуй, пойду, – пробормотал он и, шаркая подошвами тапочек по полу, потащился в коридор. Витька преградил ему дорогу: – Постой! Почему ты не спишь? Ты, часом, не лунатик? – Лунатик? – Не слышал разве? А то есть такие друзья, которые бродят во сне. Был тут один симпатяга, который проснулся на карнизе небоскреба. – И что? – А ничего, – усмехнулся Виктор. – Увидел, на какой он высоте, голова закружилась, и хлоп вниз. Вдребезги разбился. А до этого раза три по карнизу обошел – и ничего! – Нет, я не лунатик, – сказал Филька. Он подумал, что сейчас махнулся бы не глядя с любым лунатиком, даже с тем, что проснулся на карнизе. Увидев, что лунатиками брата не проймешь, Витька перешел на тему полнолуний. Он заявил, что раньше, в Средние века, в полнолуния пробуждались упыри, вурдалаки, привидения. Ведьмы летели на шабаши в ступах и на метлах. В лесах выли оборотни. Даже кости грешников и те выбирались из гробов. – Чего ты мне рассказываешь? Это я и сам читал, – нетерпеливо отмахнулся Филька. – У меня другой вопрос. Как с ними боролись? – С кем? С ведьмами? – И с ведьмами тоже. Но меня больше интересуют вампиры. Студент-ветеринар почесал босой ступней другую ногу. Ему было холодно стоять на полу босиком. – Разные существовали способы, – авторитетно сказал он. – Упырям вбивали в грудь осиновые колья и подвешивали головой вниз. Типа отдохни, братец. Ведьму могли утопить или сжечь. Еще кропили святой водой. С одними привидениями, кажется, никак не боролись, вот они и шляются, где попало. Взять хоть ту девицу, что меня бросила. Ну чем, скажи, она отличается от ведьмы... Поняв, что брат опять перескочил на свою «фирменную» тему, заключавшуюся в поливании грязью любимой в прошлом девушки, Филька громко кашлянул. – А как боролись с вампирами? – повторил он. – Привязался ты к этим вампирам! – с досадой воскликнул Витька, но все же стал честно загибать пальцы. – Вампиров отстреливали серебряными пулями с крестообразной насечкой. Это раз. Два – те же осиновые колья. Три... точно не помню... кажется, чеснок. Способ четыре – святая вода... А теперь колись, зачем тебе сдались эти симпатяги? – Я пошел спать! Спокойной ночи! Не желая вступать в объяснения, Филька быстро протиснулся мимо брата и метнулся к себе в комнату. Студент-ветеринар легонько свистнул. – Эй! Филька обернулся: – Чего тебе? Витька смотрел на него и улыбался: – Привет вампирам! – Считай, что они тебя уже услышали. Если не все, то некоторые, – заверил его Филька.

Санек, привет!

Ну у вас прямо как на какой-нибудь научной станции на Южном полюсе!
Домашних запасов еды на сколько дней хватит (это чтобы из дома не выходить)?

Ты береги себя, не простужайся. Ладно?
Видишь, в этом году в феврале везде холодно. И ранней весны не будет.

Давно хотела спросить: какие фильмы смотрел в последнее время?
Есть любимые, которые готов смотреть снова и снова?

Пиши.