Глава IV
«Я НЕ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ОН ИСЧЕЗ!»
[Показать/Скрыть]1 После школы Филька, как они и договаривались, отправился провожать Наташу Завьялову. Что касается Петьки Мокренко, то он был оставлен добровольным дежурным в кабинете биологии. Добровольным дежурным Петька был назначен при следующих обстоятельствах. Пока писали тест, он ухитрился насвинячить под столом бутербродной фольгой и захватать жирными руками дверцу шкафа. Вдобавок, когда Туфелька заглянула под стол и увидела фольгу, еще обнаружилось, что Мокренко без сменной обуви. Петька бы отделался замечанием в дневник, но, когда Туфелька на него кричала, в дверях в самое неподходящее время вырос Стафилококк. – Я вам обещаю, Екатерина Евгеньевна! Скоро здесь будет не просто чисто, а очень чисто! – сказал Стафилококк словами из рекламы и посмотрел на Петьку гипнотическим взглядом удава. Мокренко, полный нехороших предчувствий, нервно сглотнул. – Я на прошлой неделе уже дежурил! – робко пискнул он. Стафилококк пожал плечами. – Я тебя ни к чему не принуждаю, дружок! Я только предлагаю тебе разумный выбор. Одно из двух: или ты записываешься на сегодня внеочередным дежурным и проявляешь чудеса трудолюбия, или приводишь ко мне завтра свою мать. Выбирай! Вот так и случилось, что Петька записался добровольцем. Мать он боялся. Она хоть и не занималась боксом, но руку имела очень тяжелую. Филька и Наташа переходили дорогу, когда откуда-то из-за угла дома выскочил запыхавшийся Антон Данилов. Вначале он сделал вид, что просто проходит мимо, и даже гордо задрал голову к небесам, но едва не попал под «Жигули» и, обруганный водителем, подошел к ним. – Вандалы! – возмущенно сказал он. – Чайники! В Германии так не ездят! Там, если пешеход переходит, все машины стоят и ждут, пока он пройдет! – Ага! – хмыкнул Филька. – Как же! Даже если он просто на автобусной остановке торчит и ногу чешет, они и тогда ждут! Мало ли что ему в следующий час вздумается? Антон не удостоил его ответом, только фыркнул. Прожив за границей дней двадцать от силы, он теперь ругал все русское и вел себя, как завзятый иностранец. Филька почуял, что отвязаться от Данилова будет непросто. Тощий сын дипломата считал себя неотразимым покорителем девичьих сердец. Вот и сейчас он как бы невзначай поведал, что в Германии в него смертельно влюбилась одна взрослая уже девушка, а когда он, Данилов, сказал, что ему всего четырнадцать, то она от огорчения наглоталась каких-то таблеток. – Аскорбиновой кислоты! – недоверчиво сказал Филька. Антон Данилов снова презрительно фыркнул. У него был целый набор презрительных фырканий разной степени выразительности. Филька почувствовал, что закипает. Причем закипал он не так, как всегда, а как-то очень стремительно и бурно. Перед глазами у него даже запрыгали черные пятна. «Ударь его! Вцепись ему в горло зубами! Кровь так вкусна! Укуси! Действуй решительнее, юный граф Дракула! Пускай он станет таким, как ты! Это будет твоя первая добыча!» Филька сам испугался своего гнева, так не похожего на тот гнев, который обычно охватывал его перед дракой с Даниловым. Этот страх – страх, который он испытывал к себе самому, – помог ему взять себя в руки. Теперь Хитров только шел и смотрел под ноги. Укушенный палец пульсировал болью. Эта боль распространялась на всю ладонь и сковывала даже запястье. И это при том, что палец уже не кровоточил, ранка затянулась и рука выглядела совершенно здоровой. Данилов, разумеется, не замечал происходивших с Филькой перемен. Он видел только, что тот молчит и упускает инициативу. Пользуясь этим, Антон хорохорился перед Наташей и болтал без умолку. – Вот многие тут не понимают, как я знакомлюсь с девочками! – говорил он. – Другим сложно, а мне несложно! Для меня это запросто. С девчонками главное что? Подход! Наташа засмеялась: – И что же это за подход? – О, – обрадовался Антон. – Тебе интересно? Сейчас объясню! Взять хоть того же Мокренко. Как он действует, если хочет познакомиться? Подходит, положим, к какой-нибудь девчонке у киоска, набычивается и бормочет: «Типа привет, как там тебя! Я типа Петька! Типа я тебе позвоню!» Данилов так похоже передразнил толстого тугодума, что Филька невольно улыбнулся. Антон, удивленный этим одобрением, покосился на него. – Разумеется, с таким подходцем у него сплошные провалы. Кто станет с ним общаться, когда у него через каждые два слова то «блин», то «черт», то «телка», а то еще чего-нибудь похлеще? Вот ты, Хитров, поставь себя на место той девчонки. К тебе подходит амбал с нечищеными зубами, толкает тебя в плечо и говорит: «Блин, откуда ты здесь взялся? Ну что, бычок, хочешь со мной дружить? Давай свой телефон!» Захочешь ты с таким связываться? И девчонка, ясное дело, тоже не хочет. – Ну-ну, – насмешливо сказал Филька. – А как знакомятся профессионалы вроде тебя? Антон картинно взмахнул рукой. – О, существует масса вариантов! Например, вариант классический. Связан с погодой. Допустим, дождь, а девочка без зонта. Я говорю ей: «Ты же вымокнешь! Хочешь дойти под моим зонтом?» – А если наоборот? У нее есть зонт, а у тебя нет? – заинтересовалась Наташа. – Тогда наоборот. Я спрашиваю: «Ты не возражаешь, если я тоже спрячусь под твоим зонтом?» – А если вообще нет дождя? Антон наморщил лоб. – Это уже задача посложнее. Тогда говоришь что-нибудь неожиданное. Допустим: «Ты знаешь, что в феврале сорок два дня?» – Почему сорок два? – Вот и она спросит: «Почему?» С этого и завяжется разговор. На ее «почему», я отвечу: «Потому что в марте тридцать восемь!» или что-нибудь другое, тоже неожиданное. Например: «Потому что все крокодилы улетели на Северный полюс!» Наташа озорно прищурилась. Филька почувствовал, что разговор ее занимает, и вновь испытал бешеную ревность. Достаточно было малейшего повода, чтобы он сорвался. «Расправься с ним! Почему он пристает к твоей девчонке? Ведь ты ее провожаешь! Укуси его! Потом укуси Наташу – и она тоже станет такой же, как ты! Не мешкай, юный граф Дракула! Будь отважен!» – А какие еще есть способы, если без погоды? – стараясь не смотреть на Антона, спросил Филька. – Разные, – покровительственно сказал Данилов. – Допустим, музыкальный. Спрашиваешь: «Тебе какая музыка нравится?» Или литературный: «Ты к ужастикам как относишься?» Есть еще киношный: «Ты от какого фильма балдеешь?», или компьютерный: «Ты на компьютере умеешь работать?», или спортивный: «У тебя какой велосипед? Сколько у него передач?», или школьный: «Как ты думаешь, какой учитель у нас самый тупой?» Короче, способов штук тысяча. Главное, быть без комплексов. У нас в Германии все без комплексов. Внезапно Наташка замедлила шаги и свернула к подъезду. Они стояли у кирпичного девятиэтажного дома. – Вот я и пришла! – сообщила она, насмешливо глядя на Фильку. Филька молча сунул ей сумку. Он растерялся, не зная, что делать дальше. Торчавший за его плечом Данилов мешал ему. Внезапно сын дипломата, длинный, как циркуль, наклонился и быстро поцеловал Наташку в щеку. – Чао! – сказал он небрежно. – Еще увидимся! Наташка выжидательно посмотрела на Фильку. Тот переминался с ноги на ногу. Целовать Наташку вслед за Даниловым, как какая-нибудь «шестерка», – ну уж нет, это не для него! Теперь все было испорчено. Перед тем как открыть дверь в подъезд, Наташка бросила на Фильку быстрый взгляд. Хитрову почудилось, что в ее взгляде он прочитал: «Ну что, олух? Упустил свой шанс? Другого не будет!» Едва железная дверь подъезда захлопнулась, Филька кинулся на глумливо улыбающегося Антона. – Эй-эй, чувак! Ты чего нарываешься? Мозги тебе давно не вправляли? – удивленно забормотал не ожидавший этого Данилов. Он попытался вырваться, но Хитров с неизвестно откуда взявшейся силой проволок Антона по газону и припечатал его к низко нависавшему балкону первого этажа. Ноги долговязого Данилова при этом странным образом оказались на весу – Филька даже не сразу это осознал. – Зачем ты ее поцеловал? Зачем ты вообще за нами потащился? Зачем? Знаешь, что теперь с тобой будет? – встряхивая соперника, как котенка, зашипел Филька. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Антон вырвался и ударил его. Но, к удивлению Фильки, Данилов не вырывался. Он висел дрябло и мягко, как мешок, только испуганно защищал руками шею. На его лице был написан даже не ужас. Это был смертельный страх. Страх обреченной жертвы. Поняв это, Филька заставил себя разжать руки. Антон рухнул на газон. Как манекен. Как тряпичная кукла. Встал на четвереньки и, падая, пополз к кустам. – Эй, ты чего? – пораженно воскликнул Хитров. Антон вел себя так странно, что у Фильки сразу выветрился весь гнев. Нельзя гневаться на слизняка. На раздавленного червя. – Клыки! Хитров, у тебя клыки! Клыки, как у вампира! – обернувшись, визгливо крикнул Антон. Он кое-как поднялся и, спотыкаясь, побежал к дороге. Филька, остывая, смотрел ему вслед. «Какие еще клыки? Он что, спятил?» – подумал он, но машинально провел языком по зубам. Распухший язык натолкнулся на препятствие. Вначале на одно, потом на другое. Филька похолодел. Не доверяя языку, он ощупал их пальцами. Потом метнулся к ближайшей луже, наклонился и открыл рот. Всего клыков было четыре. Два сверху, два снизу. «Что это? Что? Их надо убрать, спрятать!» – лихорадочно подумал Хитров. Мысль была странной, непривычной. Не его мыслью. Чужой. Он думал не о том, откуда клыки взялись, а как их скрыть. Клыки послушно вдвинулись в челюсти, слившись с остальными зубами. Теперь они были почти незаметны. Почти. Все-таки эти четыре зуба выступали немного больше, чем обычно. «Приветствую тебя, юный граф Дракула! Похвально, похвально! Жаль только, что ты не вцепился ему в горло. Ну ничего, ты сделаешь это потом. Ты и так превращаешься в вампира быстрее, чем я ожидал! Помни об этом, юный граф! Не забывай!» 2 Филька не помнил, как добрался домой. Теперь ему было уже жутко, по-настоящему жутко. Кое-как раздевшись, он залез в душ. Его трясло. По телу прокатывались волны то жара, то холода. Менялось и лицо. Оно то становилось измученным, то вдруг странным образом полнело и раздувалось, будто кто-то то накачивал Хитрова воздухом, то спускал его. «Я вампир! Меня укусил вампир, и я сам стал вампиром!»– билась в висках одна и та же пугающая мысль. Филька ощупывал свое новое лицо. Изучал себя. Он чувствовал, что самые серьезные перемены коснулись строения его зубов. Он пробовал осторожно выдвинуть клыки, но клыки не выдвигались. Мальчик понял, что они выдвигаются тогда, когда он испытывает ярость. Ярость или голод. Убираются же они тогда, когда эти чувства проходят. Голода он пока не испытывал, хотя не ел с самого утра. Филька стоял под душем очень долго. До тех пор, пока не успокоился и по телу не перестали прокатываться волны. «Я не буду вампиром. Не буду! Не хочу быть Дракулой! Все в моих руках! Я сильный!»– сказал он себе как можно увереннее. Уже вылезая из душа, мальчик обнаружил, что все это время стоял под ледяной струей. Холода он не ощущал. Холод был ему безразличен. Решив убедиться в этом, он выключил холодную воду и на полный напор открыл горячую. Вода была раскаленной – Филька видел это по пару, который от нее шел. Вначале осторожно, а потом все смелее он направил душ на ногу, а потом на руку. В другой раз это был бы верный ожог. Теперь тело даже не покраснело. Кончено! Жара он не ощущает, как и холода. Филька опустился на край ванны. На глаза ему попалось лезвие от папиной бритвы. Мальчик взял его, вымыл и провел им по ладони. Вначале неуверенно, боясь пораниться, а потом, набравшись решимости, закрыл глаза и резанул по большому пальцу. Боли он не испытал. На пальце выступило несколько капель крови. Пока Филька с ужасом смотрел на кровь, она испарилась. Глубокий порез затянулся, не оставив даже следа. Он не боится боли. Его раны заживают в считанные мгновения. Филька машинально оделся, вышел из ванной и пошел по коридору. Его сердце отстукивало медленно и упруго, как тяжелый маятник. «Я не буду вампиром, не буду! Не хочу быть вампиром! Я не вампир!» «Ты – новый граф Дракула!» «Я не вампир!» «Иначе не может быть. Исключений нет. Каждый, кого укусит вампир, становится вампиром! Ты избран! Ты – юный граф Дракула!» 3 Внезапно дверной звонок неуверенно тренькнул. Филька посмотрел в «глазок» и увидел на площадке приплюснутую фигурку Петьки. Мальчик открыл дверь. Его приятель дрожал, привалившись к косяку. Филька никогда не видел его таким – у Мокренко тряслось абсолютно все: щеки, челюсть, руки. – Что случилось? Петька долго не мог ответить, потом выпалил: – Я не хотел, чтобы он исчез! – Кто он? – Стафилококк! Фильке почудилось, что Мокренко спятил. При чем здесь Стафилококк? Хитров даже потрогал приятелю лоб. – Ты в своем уме? Почему он исчез? – поинтересовался он мягко. Мокренко ввалился в квартиру и рухнул на диван. Он явно был не в себе, потому что рухнул прямо в обуви, не сняв куртки. Правая штанина у него была забрызгана по самое колено – очевидно, Петька, пока бежал, упал в лужу. – Я дежурил в классе. Мыл этот чертов кабинет. Туфелька заставила меня еще протирать стекла. Потом Туфелька вышла, а я заглянул в ее стол, – пугливо озираясь, заговорил Петька. – И что ты там нашел? – А, ерунду всякую! Бумаги, тетрадки, мел. Но еще там был конверт с фотографиями. – С какими фотографиями? – С разными. Учительницы там всякие, учителя, но больше всего там было снимков Стафилококка. Кажется, наша Туфелька в него втрескалась. Будь она нормальная, стала бы она собирать пачки фотографий этого крокодила? – Туфелька втрескалась в Стафилококка? – Ну да, – убито сказал Петька. – Но только это уже неважно, потому что Стафилококка больше нет. – Как нет? Губы у Мокренко задрожали. – Знаешь, что я сделал? Я взял одну фотографию Стафилококка, где он был крупнее всего, и сунул ее между ребрами скелета. Сам не знаю, зачем я это сделал. Мне это показалось забавным: представляешь, Стафилококк – и между ребрами, будто скелет его сожрал!.. Разумеется, я сразу собирался ее вытащить. Я уже протянул руку, но тут дверь открылась и вбежал... – Кто вбежал? – Стафилококк. Он увидел, чем я занимаюсь, и очень разозлился. Стал кричать: «Какое ты право имеешь лазить по чужим столам? Мать вызову!», – то да се. А потом... потом... он подошел к скелету, и тут... Петька вскочил и, не замечая, смахнул на пол стопку книг. Щеки у него были белые, причем белые как-то неровно, с румянцем. – И тут знаешь, что случилось? – продолжал он охрипшим голосом. – Ты решишь, что я спятил, но мне плевать. Скелет протянул руки и положил их на плечи Стафилококку! А потом вдруг вспышка... – Какая вспышка? – Не знаю какая! Яркая! Очень яркая! Типа у скелета из глаз или как они там называются! А потом Стафилококк вдруг исчез. И его фотография тоже исчезла. Вернее, она осталась, но вся обуглилась, как на огне! Я только это увидел, сразу дал деру и сюда – не могу я там больше оставаться! – взвизгнул Петька. Хитров решил бы, что он врет, не будь толстяк в такой панике. – А скелет? – спросил Филька. – Что скелет? Он как стоял, так и стоит! Что ему типа сделается? – Ты уверен, что он исчез? – спросил Филька. – Кто, Стафилококк? Ясный перец, уверен! Я же не псих! – А он не мог уйти? – Как бы он ушел? Я же говорю тебе: и фотография обуглилась, и он пропал! А вот это осталось. Мокренко протянул руку, и Филька вдруг увидел, что он сжимает блестящий лакированный ботинок с тупым носом. Ошибиться, чей это ботинок, было невозможно. Стафилококк всегда питал слабость к хорошей обуви. – Началось! – сказал Филька. – Что началось? – не понял Мокренко. – Не знаю. Что-то началось! «Еще и не такое будет, юный граф Дракула! Это я тебе обещаю!» – шепнул вкрадчивый голос у Фильки в сознании.
|
Но уверена, что мы найдем общие темы для разговоров.
. Кстати, надо расказать тебе о Пяти Углах).
, никогда раньше не интересовалась этим.
Меня зовут Ксюша, мне 22 года, я из города Королева, в том году закончила институт, сейчас работаю, но не постоянно, летом люблю покататься на велосипеде)))
[/URL]
Сашке сделали пересадку 19, все прошло нормально, сейчас восстанавливается. Спасибо всем за письма, Сашка был в восторге))) К сожалению, компьютера у него сейчас нет, и ответить не может, и говорит пока с трудом, но ответить очень хочет и в скором времени запишем с его слов) Ждет новых писем))) 
А вот когда это делают мастера этого дела, просто дух захватывает!) У тебя много трюков получается?
Некоторое время памятник считали самостроем и хотели снести, но монумент, что называется, "прижился". И весной 2006 года к барону добавился ещё и Ходжа Насреддин.
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
Вот меня зовут Диана. Но это как-то слишком серьезно и по-взрослому звучит. А мама меня называет Динка или Дикуня. Я очень люблю, когда она меня так называет, потому что я сразу себя чувствую маленькой девочкой. А еще мама меня называет "солнышко", "доченька", а папа - "золотце". 
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/U
Я хочу рассказать тебе кое-что интересное.
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
[/URL]
Ты больше лето любишь или зиму? Я вот зимой родилась, и наверно, поэтому мороз в 50 градусов переношу лучше, чем жару в 30.
Он сейчас на амбулаторной квартире. 
